Journal: 1. Political Islam; and 2. Monism is not the final truth

[Radical]

I will just post here articles in russian that I intend to translate in English one day. 

Перспективы восстановления политического Ислама как глобального фактора. kontrudar.com

26 сентября 2013

Выступление на конференции в Санкт-Петербурге 26 сентября 2013 года Гейдара Джемаля

Ислам — это 1.5 миллиарда человек, которые наследуют религиозно-политическую традицию на протяжении уже 1400 лет, и этот фактор, который на протяжении этих 14 веков играл иногда ключевую, иногда второстепенную или даже третьестепенную роль, но сегодня он выходит на передний план снова, среди прочих глобальных факторов, и становится определенным камнем преткновения для того, что мы называем Мировым порядком.

Мировой порядок, мировая организация глобального общества в лице своих правящих классов и управляющих классов(что не одно и то же) обнаруживает в исламе серьезную силу противодействия, которая разрушает в значительной степени ту дорожную карту, которая прописана для современной истории в ближайших периодах этой истории правящими классами. Почему это происходит? Почему ислам превратился в силу, которая противостоит мейнстриму, противостоит господствующему тренду, который навязан человечеству сверху, в то время как другие традиции, другие религии не только противостоят этому, но активно содействуют развитию движения истории в этом направлении. Чуть позже мы вернемся к этому, но сначала хотелось бы сказать о том, что делает ислам столь специфичным и столь особым. Ислам исходит в своей оценке мира, в своей оценке реальности из фундаментальной дихотомии, которая очевидно присуща явлениям, присуща человечеству, присуща организации любого порядка сверху донизу, это не только субъективистский взгляд конкретно исламской цивилизации, это легко обнаруживаемая вещь, эта дихотомия, которая пронизывает все аспекты человеческой истории, все аспекты человеческой реальности. Что это за дихотомия?

Если взять все традиции скопом, за вычетом авраамических, которые стоят особняком, бесчисленные традиции, которые все в эпоху эллинизма, ключ расшифровки благодаря тому что философия Платона и Аристотеля дала некий универсальный код, благодаря которому люди, владеющие этим кодом, люди, которые освоили ключи платонизма могут без труда расшифровать суть Адвайта-веданты, суть ламаистского буддизма, суть кельтской традиции и даже таких удаленных регионов как традиции Южной Америки, потому что все эти традиции имеют общий код, они зиждутся на метафизике тождества. Метафизика тождества, метафизика всеединства, которая предполагает в высоких формах своего проявления за пределами народного политеизма, чисто монистическую доктрину реальности и тождество самого последнего элемента манифестации проявления с Абсолютом, который является универсальной базой Сущего. Это что касается не авраамических доктрин, это метафизика, которую авраамизм определяет как метафизика язычников. И авраамическая доктрина, которая зиждется на концепции радикального разрыва между всем, что есть и причиной этого сущего, которая не тождественна, принципиально не тождественна этому сущему, то есть является трансцендентной по отношению ко всему сущему. Таким образом, что можно сказать, что все сущее как творение есть манифестация неведения о своей причине. Эти две доктрины: доктрина тождества, которая имеет свои коды в традиции платонизма и доктрина нетождества дихотомии, которая имеет свои коды в исламе и в предшествующих ему религиях Откровения, можно отождествить в классовом смысле или в кастовом смысле с метафизикой жрецов и традицией пророков. Они прямо противоположны. Метафизика жрецов, основанная на созерцании вечной истины и на реализации тождества всего всему. Это то, что интегрирует в себя 99% натуральных естественных поползновений человеческой натуры. Один процент — это то, что откликается на пророческий призыв, который как бы становится травмой для этого интегрального человеческого тела.

Таким образом, получается, что, с одной стороны, у нас есть некий глобальный мейнстрим, а с другой стороны, вторжение в этот мейнстрим некой фундаментальной провокации, некоего вызова, который говорит, что тайная истина прямо противоположна тому, во что люди верят, воспринимают, чего они хотят, что они отражают в своих чаяниях, созерцании и т. д.

На самом деле глобальное общество сформировалось не вчера, не сегодня. Глобальное общество существует на протяжении необозримого количества исторических периодов, но как говорили очень многие теоретики, вот Ясперс с его «осевым временем», Генон с его указанием на фундаментальные соответствия в разных цивилизациях происходящих в одно и тоже время, одни и те же процессы происходили в разных частях мира, не связанных на первый взгляд между собой, но в строго определенное время: явление конфуцианства, зороастризма, буддизм, появление Сократа и Платона. Это все как бы некая волна, прошедшая приблизительно в один и тот же период по всей Великой Евразии, хотя, с современной точки зрения, вроде не обнаруживается какие-то коммуникации, которые бы позволили говорить о том, что что-то запустило эти процессы из одной точки, то есть некое идущее через прагматические конкретные физические формы коммуникации, есть некая связь между всеми регионами мира, которая действовала, не только действует сегодня в век интернета и реактивной авиации, но и действовала тогда, когда казалось бы одна часть мира не знала о существовании другой. То есть человечество существует как некий глобальный феномен. Знает оно об этом в какую-то эпоху или не знает, оно все равно объективно существует как интегрированный глобальный феномен. И этот глобальный феномен является политическим обществом. Часто мы смешиваем такие понятия как политическое общество и государство. Строго говоря, государство существует там, где есть бюрократический аппарат, который является самодовлеющим и который присваивает себе практически все функции и инициативы, разрывая связь между верхом и низом, обратную связь, это недавнее явление. Государство возникло в эпоху абсолютистских монархий, то, что мы называем государство в Древнем Риме, в Древнем Египте, в других местах. В том же Китае императорском — это не государство, это политическое общество. И это политическое общество всегда представляет собой пирамиду, которая замкнута на своей вершине, где она коммуницирует уже со сверхчеловеческим элементом, то есть это пирамида существует не более чем в форме некоего отражения архитипической реальности.

Ислам представляет собой непосредственно вызов именно этой пирамиде, непосредственно вызов именно политическому обществу как глобальному, так и конкретным проявлениям политического общества в каждую данную эпоху. Как только ислам нашего Пророка (с. а. с) появился, как только он начал действовать, он тут же бросил вызов сасанидскому Ирану и Византии. Двум сверхдержавам своего времени. Но надо напомнить, что все Пророки авраамической цепи бросали вызов глобальному обществу своего времени. И́са ибн Марьям бросил вызов кесарю, бросил вызов Римской Империи, Муса бросил вызов египетскому фараону, и фараон стал именем нарицательным, который воплощает в себе политическое общество, пирамиду политического общества как бессмысленность, угнетение, произвол и несправедливость, воплощенная как мейнстрим человеческого существования. Но и сам Ибрахим тоже противостоял Нимроду, вавилонскому монарху своего времени. То есть вся авраамическая цепь, это цепь Пророков, которая бросает вызов истеблишменту, глобальному социуму. Потому что доктрина глобального социума строится, прежде всего, на, можно сказать, представлении о том, что духовная реальность закрыта, замкнута на проявление манифестации внизу на человеческом уровне, что существует фундаментальное тождество между верхом и низом, что внизу, то и вверху. Просто внизу это конкретное проявление в виде предметного мира, а вверху это архетипический план, за которым стоит генерирующий этот архетипический план Абсолют. И на самом деле между Абсолютом и самой последней частицей материи фундаментально существует абсолютно полное совпадение. Вот доктрина, как бы всего, что существовало во все времена, на чем зиждилась твердая укорененность и сакральный авторитет всех правителей вплоть до сегодняшнего дня, потому что все равно за ценностной системой, современный либерал-агностик, в конечном счете, обращается к понятиям и понятийным кодам, которые принадлежат к клерикальному истеблишменту, выработанный клерикальным истеблишментом, не либералы. Есть, конечно, уровень либерализма, который рвет и с этим, но это уже как бы уход в некую девиацию. Однако ислам апеллирует к понятию трансцендентного личного Бога, который с точки зрения исламской теологии не представляет собой конкретную дефиницию, даже апофатическую, например, апофатическая дефиниция Абсолюта в индуизме: не то, ни это и то и это. Нет, в исламе Аллах — это невопрошаемое неведомое, которое является тем, что находится по ту сторону вопросов, по ту сторону попыток понять, по ту сторону попыток определить, то есть это невопрошаемое неведомое, которое вне определений. Этот принцип является принципом диссулютивной бездны, которая, находясь в сопряжении с верующим, просто противостоит любой цивилизационной матрице. Любая цивилизационная матрица, построенная на определенной концепции тождества, с точки зрения ислама, она взламывается и устраняется, потому что ислам теснейшим образом связывает ситуацию человека (юдоль человеческую) с его принципом существования в этом мире как свидетельствующего существа и противопоставляет Сознание Бытию. С точки зрения Платонизма, с точки зрения платонических кодов, которые приложимы к любой языческой доктрине от Австралии с аборигенами до Тибета, с этой точки зрения Сознание является атрибутом и модификацией Бытия во всех традициях языческого типа: Бытие, Сознание, Блаженство, Бытие и Идея, это как бы через черту, через слэш, идущие две стороны одной монеты. Бытие и Сознание являются объективной и субъективной сторонами Реальности, но не в исламе.

В исламе Сознание как принцип является точкой противостоящей сущему вне, то есть это некая точка, неотождествимая, которая нарушает гомогенность онтологии, гомогенность Бытия, и в этом смысле существует абсолютная дихотомия между принципом восприятия, принципом рефлексии, принципом отражения, проявляющимся в мышлении, и созерцанием, восприятием, пониманием, схватыванием, то есть всем тем, о чем Плотин говорил как об экстатическом постижении, где объект и субъект сливаются, это диаметрально противоположные полюса. Я подчеркиваю, что вот это фундаментальное теологическое различение религии Пророков, религии Откровения и метафизики Созерцания, метафизики жрецов, это база политического противостояния между исламом и мировым порядком во все времена, потому что сегодня несмотря на то, что мы свидетельствуем как бы массу инноваций на политическом рынке, парламенты, партии, права человека, электорат и прочее, вся эта мишура не должна от нас заслонять того факта, что современное общество в своем архетипе, в своей модели не является принципиальным разрывом с архетипическим социумом существовавшем 1000, 2000 и 3000 лет назад, это та же пирамида, и за этой пирамидой стоят те же силы и та же метафизика, метафизика тождества.

К чему ведет теология сознания? К чему ведет теология нарушения гомогенности Бытия? Она ведет к оправданию и поддержке концепции смысла, потому что концепция смысла возможна только в нарушении гомогенности. Если мы представим себе онтологию в том виде, в котором она существует у платоников, у постплатоников во всей, так сказать, великой и многообразной традиции, которая всё говорит об одном и том же, то в гомогенности сущего не проглядывается теодицея, не проглядывается оправдание, не проглядывается искупление этого сущего. Для чего? Кроме того, это сущее никогда не может объяснить само из себя, каким образом оно себя постигает, будучи равным и тождественным себе. Только разрыв, только концепция разрыва в нем, только концепция оппозиции создает эффект финализма. Финализма по отношению к Бытию, которое мыслится аристотилеанцами как бесконечное и безначальное и инстинктивное, кстати говоря, на уровне инстинкта любой натуральный естественный человек согласится с Аристотелем, он не сможет представить себе конец того, что называется «не Я» и, как бы и начало этого «не Я» он может отодвигать его бесконечно, но, в конечном счете, он придет к тому, что «не Я» Я конечен, а «не Я» бесконечен. Впервые ислам утверждает реально, что то, что представляется бесконечным, имеет ограничение, имеет разрыв, и этот разрыв, и это ограничение сущего коренится в сердце человека, где коренится и смысл, где коренится и вызов. Ислам связывает Сознание с фактом смертности индивидуума, но не только с фактом смертности индивидуума, но и с конечностью истории, поэтому ислам не просто эсхатологичен как иудаизм и христианство, он финалистичен. Он стоит на платформе финализма, где Сознание, смерть и конец истории образует единый треугольник, и именно этот треугольник и является залогом справедливости. Что такое справедливость, понятая по-исламски?

На обыденном уровне это конечно, «заработанное — отдай». Если человек работал, он заработал 20 тыс. рублей, то ты должен ему отдать 20 тыс. рублей вместо 10, которые половину ты присвоишь себе. Это обыденный уровень. Но этот уровень на самом деле бытовой. Справедливость, «хак» — это одно из имен Аллаха. Но второе значение слова «хак» — это реальность, то есть Бытие в его истинном правдивом значении. Справедливость с точки зрения ислама — это наличие смысла у сущего, потому что, если сущее раскошно, величественно, прекрасно, построено сингармонично и всё является симфонией, восходящей все более и более к сияющим высотам, но если в нем нет точки разрыва, в которую оно упирается, то в нем нет смысла, то всё это прекрасное, симфоническое, сущее не более, чем многообразный абсурд. И это несправедливо. Несправедливо, чтобы жизнь человека была прожита напрасно, несправедливо, чтобы он как бесчисленное поколение рабов, строителей пирамид, превратился в пыль, пирамидную или лагерную. Несправедливо, чтобы люди ушли в небытие без всякого значения, без всякой отдачи, без всякого выхода. Бессмыслица! Несправедливо! Смысл есть основа справедливости. Вот коренное послание Откровения пророков. Они говорят об этом. И это фундаментальное значение политического ислама.

Сегодня глобальное общество после ликвидации социалистического лагеря, после банкротства марксизма встало на платформу возврата к докапиталистическим формам угнетения. На повестке дня внеэкономические формы принуждения, которые будут сочетаться с самыми изощренными и новаторскими технологиями в области экономики знаний, в области интеллектуальной экономики. Мы стоим сегодня перед кризисом, который в результате некой агонии рождает новый общественный уклад, новую общественно-политэкономическую формацию, идущую на смену капитализма, и об этом уже говорят, собственно говорят, только галки на заборе не кричат. Это уже расхожее место многих аналитиков. Новая формация, которая будет представлять собой закабаление той части человечества, которая будет способна работать и обслуживать экономику знаний, и выбрасывание из истории и из мейнстрима человеческого бытия огромного большинства людей, которые не способны по тем или иным причинам обслуживать эту экономику знаний. О чем говорят и Харт, и Фукуяма и другие, уже откровенно вставшие на крайне правые позиции, на крайне правую платформу аналитики и ученые, и они говорят совершенно не стесняясь: 90% человечества — это лишний биоматериал. Так вот, в этих условиях, когда 1% верхов присвоил себе за 20 лет после распада Советского Союза — 90% мировых богатств. А я напомню, что в 70-м году, через 50 лет после существования социалистического лагеря у этого 1% было только 20% мировых богатств, а сегодня 90%. В этих условиях разделения на верхи и низы, борьба между верхами и низами выходит за рамки классовой ( как ее понимал Маркс), классовая борьба за перераспределение общественного продукта и переходит в стадию эсхатологической борьбы, где знаменем угнетенных низов может быть только солидарность во имя сакральной и метафизически понятой справедливости. А справедливость есть только в исламе. Вы не найдете справедливости у Платона, вы не найдете справедливость платоновской Республики — вы там найдете оправдание господства мудрых и сильных, и почему нужно топтать слабых и беспомощных. Там вы это найдете, но справедливости у Платона не будет. Аристотель верил в рабство. Все языческие метафизики основаны на концепции бессмысленного сущего. Они пытаются породить через концепции эзотеризма, через восхождение от грубого к тонкому и т. д. Иллюзию движения к смыслу, но нет смысла ни вверху, ни внизу. Только в религии Откровения существует такая концепция гносеологии и такая фундаментальная антропология, которая позволяет придать историческому движению, всему этому бурлению биомассы на протяжении тысячелетий некий сюжетный оформленный ход, некий смысл, который в катарсисе разрешается Судом и Воскресением, потому что, конечно же, плата, которую ставит религия, ищущая справедливости, слишком высока, чтобы быть реализованной в какой-то банальной социальной системе. Но пока еще политический ислам вызревает, пока он инфантилен, пока он апеллирует к шариату, который рассматривает ни как средство ( как он был дан Всевышним), а как цель, они еще мыслят юридическими категориями, не понимая, что юридическое пространство это всегда гражданское и социальное движение. Политическое движение выходит за юридические рамки и использует юридическое пространство как инструмент. Придет понимание того, что халифат не адекватен сверхзадачам политического ислама, то, что халифат — это гетто для мусульман. Халифат — это западный проект. Ведь что такое халифат? Это отведение исламу определенной территории распространения, в котором он должен сидеть как цивилизация среди прочих во главе с халифом, который является членом мирового правительства. Ислам не для этого пришел, чтобы иметь халифа в качестве члена мирового правительства и сидеть в гетто. Ислам трансграничная доктрина. Поэтому борьба верхов и низов будет обостряться, и политический ислам будет вести диалог с внеисламскими массами (с Латинской Америкой, с Юго-Восточной Азией, с Европой, с Соединенными Штатами), потому что миф о золотом миллиарде уже развеивается, нет золотого миллиарда. Права американцев и французов топчут так же, как права бирманцев и конголезцев. Поэтому завтра политический ислам будет алгоритмом протестного мышления всех и каждого независимо от конфессиональной принадлежности. И латиноамериканец формально остающийся католиком встанет на платформу политического ислама так же, как и радикально настроенный француз.

Edited January 12, 2020 by Radical

[Radical]

Доктрина финализма

03 августа 2015

Одна из стержневых лекций Гейдара Джемаля для понимания того, что лежит в основе противостояния сознания и бытия, духа и материи, жрецов и воинов, прочитанная им в августе 2015 года. Часть первая.

Тема нашей беседы «Доктрина финализма». А финализм — это концептуальная попытка раскрыть сущностную природу понимания, вообще свидетельствования, гносеологического акта, как противоположного акту бытийствования, то есть акту существования. Мы исходим из того, что бытие и сознание — это абсолютно полярные, противоположные вещи. Более того, сам феномен духа, феномен знания, феномен понимания реальности основан на этом противостоянии, то есть на нетождестве. Не на том, что сознание является функцией бытия, как в понимании традиционного мировоззрения, исходящих от эллинских мыслителей. И Платон, и адвайта-ведантизм учат о триединстве реальности, которая представляет собой бытие-сознание-блаженство. Или как у Платона: бытие, идея, благо. Идея тождественна бытию и является его инвариантом, функцией бытия. И они не отличают сознание как свидетельствование данной реальности «здесь и теперь». Вот собственно и идея.

То есть это некая инверсия идеи, которая, приходя к человеку и действующая через человека, реализует свою онтологическую функцию. На этом основана концепция слияние субъекта и объекта в акте понимания, в акте постижения. То есть субъект и объект — это условные полярности, которые, тем не менее, образуют половинки общего целого. Вот они сливаются как магдебургские полушарии, возникает некое целое. В этом акте исчезает субъект и объект и, вспышкой, озарением проявляется экстатическое постижение бытия, которое есть оно же само бытие в самой истинности.

Мы исходим из противоположной точки зрения. Мы считаем, что субъект и объект не сливаются, потому что не существуют в общем плане. Они не являются полюсами целого. Их полярность — это не полярность понятного нам типа, как, например, Арктика и Антарктида, которые соединены осью земли. Полярность субъекта и объекта — негативная полярность. Важно понять, что это негативная полярность. То есть бытие есть, а сознание — это то, чего нет. Как у Парменида: «бытие есть, небытия нет». Так вот, небытие, которого нет и есть наше сознание.
Бытие есть, оно целое, оно не нуждается ни в каких дополнениях, оно круглое как шар. Бытие — абсолютный объект. Или репрезентация объекта, потому что подлинный объект может стоять несколько дальше.

А вот сознание, как субъект, это то, что не существует, потому что его нет в системе этого шара, и рядом не плавает, с боку не летает. В общем, объект забрал себе всё сущее. А вот субъект остался в чистом отсутствии. Удивительно, что чистое отсутствие находится в центре бытия. Оно центрирует бытие вокруг себя. То есть бытие располагается вокруг этого отсутствия. Можно было бы его игнорировать. Тем не менее бытие оживает как некая утвердительная сущность, как некая утвердительная истина, только за счёт центрирования вокруг этой точки абсолютной оппозиции.

Для того чтобы понять откуда это берётся, нужно проследить генезис и бытия, и сознания. Отсутствие как центрирующая точка посреди бытия, которая является самодостаточным всем, но как бы в неведении о себе, это вот некое объектное неведение о себе, инертная косность сущего, которая, возможно, в некотором образе, равно ничто. Если сущее само себя не знает, то можно сказать, что оно равно ничто. Конечно, это не вполне так. Оно знает о себе другим образом. Ни тем, как самом о себе знает сознание, которое стоит в центре и центрирует всё вокруг себя. Это сущее имеет, скажем так, определенную причастность к ведению о себе, но это ведение, бытийное ведение, абсолютно враждебно сознанию, принципу сознания.

Чтобы дать пример того, как это возможно, на что это похоже, я бы привел следующую метафору. Мы пользуемся словами, чтобы описать некое понимание, некую концепцию, чтобы мысль выразить. В принципе, мы не можем себе представить чистую мысль, которая не опирается на понятийную систему. Для нас это очевидно, что понятие — необходимый инструмент, необходимая часть организации присутствия сознания в мире. Но вот есть музыка. Музыка — это звуки, которые не несут логического содержания, они не понятийны. У них есть определённая система последовательности. Когда эта система последовательности актуализируется, у человека, который слушает музыку, возникает ощущения, что он что-то понимает. Как будто его вводят в состояние понимания. Он может фантазировать, говорить, что он там вспоминает своё детство, вспоминает как он бегает по полю, гоняя бабочек. Или что-то героическое, слушая Бетховена. Но это всё эфемерное, летучее, как облака.

В общем, бесполезно выражать суть музыки словами. Когда человек описывает то, что он понимает, слушая Вагнера, Бетховена, или какую-нибудь восточную музыку, то какая-то глупость получается. Тем не менее, есть ощущение, что есть некое знание. Но это знание точно другое, чем то, что есть в словах. Вот я бы сравнил бытие с этим примером, которое существует само по себе вне сознания. Оно имеет такую глобальную мудрость, как музыка, которая глубоко враждебна тому принципу оппозиции, которая центрирует бытие вокруг себя, связана с сознанием, который может выразиться только концептуально в мысли, слове, понятии, в имени. Если мы попытаемся описать бытие, то это будет вторжение из вне бытия. Тем не менее, я подчеркиваю, что у него есть своё видение, своя какая-то содержательность. Но эта содержательность подобна музыке — бессмысленна.

Когда мы говорим о бытии и сознании, говорим уже о неких выводных конечных продуктах двух рядов, которые сходятся на нашем уровне, где мы, являясь носителями сознания, вместе с тем представляя куски бытия, сидим внутри бытия, окружённые бытием, а в каждом из нас мерцает блик, солнечный зайчик этого самого сознания. Эфемерный, но тем не менее, составляющий главное зерно, главную изюмину сущего, как оппозиция этому сущему. Откуда берётся и то и другое? Когда говорим о сознании, говорим о точке несущего. То есть, в этой точке бытие кончается и бытие ограничивается, потому что она есть небытие. Она присутствует как оппозиция бытию, и она есть небытие. Поэтому эта точка представляет собой некий финал бытия. Для того чтобы представить общую картину, мы неизбежно должны апеллировать к понятию божественной мысли, которая задала глобальную программу, на выходе которого провиденциальным образом сходятся взаимоисключающие вещи.

Бытие, которое есть и небытие, которого нет. Сознание это модус, модальность реальности того небытия, которого нет. А то, что бытие есть, это понятно. У греков небытия нет, но там они как бы говорят «нет, значит, нет, и говорить о нём не будем». А мы говорим, что небытие, которого нет, имеет модус, презентацию в виде сознания. Вот эти два момента появляются в качестве вывода из внутренней динамики божественной мысли, являющейся мыслью проекта, мыслью провидения, мыслью сверхзадачи. В основе этой мысли находится колоссальная страшная непостижимая апория. Апория, предполагающая комбинацию несовместимости, которая образует предпосылки гностического взрыва.

Может быть, многие из вас слышали такую апорию, которую современные исследователи считают проказливой шуткой школяров о том, что может ли Бог создать такой камень, которую Сам не может поднять. Классический пример вот такой апории, которая, на самом деле, серьезнее, чем может показаться на первый взгляд. И ничего смешного или иронического в нём нет. В действительности вопрос логический. То есть, если есть Всемогущий Бог, как Он может сделать то, что ограничит Его возможность: создаст такой камень, который Он не сможет поднять. Либо Он не может создать такой камень, либо создать в силах, а поднять его — нет. Тем не менее, апория требует этого разрешения.

Божественная мысль есть чистая абсолютная первозданная апория. В том смысле, что она предполагает в себе потенцию «тотальное всё». Одновременно не будучи тождественной тотальному всё. Иными словами, эта мысль предполагает не тождество себе, в котором тотальное всё превзойдено таким образом, что тотальное всё окружено постоянным провалом, постоянной бездной. По отношении к которому тотальное всё является пылинкой, ни чем. Вдумайтесь в это, тотальное всё, которое тождественно самой себе, которое абсолютно утвердительно, включая всё. И вместе с тем, мысль построена на том, что это тотальное всё не равно самой себе. То есть, оно постоянно проваливается за себя. Оно окружено бездной. Эта бездна поглощает тотальное всё, как нечто несущественное. Это невозможное. Божественная мысль стоит на контенте невозможности. Чистая невозможность — это Божественная мысль. Провиденциальная мысль мыслит абсолютно невозможное. А именно превосходство над тем, что является абсолютно всем.

Это очень важно понять. Потому что здесь начинается та операция с логикой, являющаяся фундаментальным подходом к метафизике Откровения. Абсолютное всё превзойдено волей к тому, что не может быть вмещено в категорию этого утверждения, этого самотождества. Это невозможно. И это невозможное есть контент Провиденциальной мысли. Невозможное — это метафизический скандал. Который не может существовать в открытом виде. То есть, "невозможное, как невозможное. Оно не может быть, потому что оно невозможно. И оно может существовать только в форме своего сокрытия в опосредованной форме, которое на него указывает через его сокрытия таким образом, что невозможное является отрицаемым. Оно существует не как само по себе, а оно существует в форме своего отрицания. Нечто отрицает невозможное, потому что оно невозможно.

И что же отрицает невозможное? Отрицает чистая негативная бесконечность, негативный абсолют. То есть негативный абсолют, который отрицает всё, кроме себя, есть инструмент Божественной мысли, который скрывает невозможное тем, что постоянно отрицает его. Чистая негация есть ширма, покрывающая идею невозможности. Чистая негация используется Божественной мыслью только для того, чтобы она отрицала. А что она отрицает? Отрицает Бога, а Бог есть Невозможность. Бог совпадает с чистой Невозможностью, как содержание собственной мысли. Но представляет он себя через это отрицание как некую бесконечность, абсолют, который внутри себя совершенно пуст. Потому что бесконечность бескачественна, апофатична. Она не допускает никакой конкретизации, никакого указания. Она просто отрицает всё, что не она. А подразумевает она отрицание невозможного.

Вот эта бесконечность, в которой мы оказались наедине, как мы обнаруживаем бесконечность как принцип, не является самодостаточным и самообеспечивающим. Оказывается, бесконечность вообще существует как инструмент сокрытие того, что она исключает, будучи бесконечностью. Есть бесконечность. Её функция исключать. Предмет её исключения невозможность. А невозможность и есть контент Провиденциальной мысли. Теперь, вот эта бесконечность, отрицающая всё, кроме себя, себя-то и не имеет.

Что значит себя? Это чистая негация, направленная во вне. И в этом смысле она очень слаба. Потому что не представляет собой утверждение. А представляет собой негатив утверждения, отпечаток утверждения. Она утверждает только в том смысле, что нечего ей как бы добавить, или указать на что-то помимо неё нельзя. Выражением слабости или принципиальной несамодостаточности бесконечного является, скажем так, инвертированный образ бесконечности в виде точки.

Продолжение следует.

[Radical]

And what denies 'the impossible'? Pure negative infinity, negative absolute denies the impossible. That is, a negative absolute, which denies everything except itself, is an instrument of Divine Thought, that hides the impossible by constantly denying it. Pure negation is a screen covering the idea of impossibility. Pure Absolute Infinity is used by Divine Thought only to deny it, to deny Divine Thought. What does Absolute Infinity denies? It denies True God, and True God is the Impossibility. God coincides with pure Impossibility, as the content of his own thought. But he represents himself through this denial as a kind of infinity, as an absolute that is completely empty inside himself. Because infinity is qualityless, apophatic. It does not allow any concretization, no indication. It simply denies everything which is not IT. But it implies a denial of the impossible. This infinity, in which we find ourselves alone, as we discover infinity as a principle, is not self-sufficient. It turns out that infinity generally exists as a tool for hiding what it excludes, being infinity.

There is infinity. Its function is to exclude. The subject of its exclusion is impossibility. And impossibility is the only content of Providential Thought of True God. True God as we now see is not Absolute Infinity which we find in any tradition as Brahman, Zervan, Dao etc. Absolute/Brahman/Dao is a tool that used by God's Thought to deny God. He represents himself through this denial as a kind of infinity, as an absolute that is completely empty inside himself. And why this tool exists? Because Impossibility can only exist in the form of denial. And negative infinity is that denial. God exists in the form of its own denial. Thats why there are scriptures of Abrahamic prophetic line. True God then sends book (kalamullah), scripture into Being, which is inversion of absolute infinity, through prophet. Sends it for humanity so humanity can be instrument in God's Providential Thought, which is based around overcoming inertia of Absolute Infinity. Human overcomes inertia of Being and emancipates Consciousness from Being, then God will overcome Rock, Pure Negation, negative infinity. He will overcome that what human can't overcome on his own, i.e. Rock, his catastrophic disappearance. What is the cause of human's disappearance, be it enlightenment and spiritual one, or not-spiritual? Pure negation. Infinite.

Edited January 10, 2020 by Radical

[Radical]

Ислам

19 января 2008

Школа культурной политики. Семейные игры. «Онтология. Бог» 2008 г.

Ислам есть ответ на проблему, проблему, которую для того, чтобы понять, каков ответ, нужно уяснить в ее полноте, в ее динамике. Для того, чтобы начать подходить к этой проблеме, следует представить себе человека как чисто антропологическое создание, свободное от всех предвходящих элементов, которые покрывают его как некая шелуха, т. е. мы его освобождаем от социологических, экономических, родоплеменных и прочих оберток. У нас происходит нечто подобное тому, что в фильме «Терминатор» мы обнаруживаем вначале, когда из другого измерения к нам вброшен голый человек, который из седальной позиции разгибается, выпрямляется, встает и оказывается совершенно чуждым во враждебном мире. Некая единица, сформированная по определенным чертежам, обладающая определенной экзистенцией, весом, но вброшенная в то, что называется в широком смысле не я. В отличие от терминатора, который приходит на данную площадку, уже заряженный проектом, оружием, готовый и т. д., антропологическое существо — человек, рождается не только в смысле того, что он новорожденный, но и в более глубоком, фундаментальном смысле абсолютно как улитка без панциря, совершенно незащищенный. Он сразу испытывает на себе вызовы различных типов, которые начинают его угнетать и прессовать. Антропологическое существо — человек, обнаруживает, когда оно полномерно развито, мы пропускаем здесь влияние школы, семьи, общества и т. д., мы представляем себе, что как в повести Хай ибн Акзана. Там из ила поднимается человек, и он доходит до полноразмерного состояния, т. е. он обладает мыслью, он обладает развитыми органами чувств. Он обнаруживает, что перед ним две площадки, на которых его вынуждают играть — две площадки с разными правилами. От него не зависит играть — не играть на этих площадках, потому что это жесткие первичные фундаментальные вызовы. Одна площадка связана с другой, но они разные. Что это за площадки?

Одна площадка это площадка опыта, площадка перцепции. Человек обнаруживает, что его чувствующее я находится в окружении среды чувственных феноменов, в которых первоначально даже он не может разобраться на ранней стадии своего становления, что из них является вполне внутренним, т. е. относится к его ощущениям телесным, что является вполне внешним, т. е. находится за границами его тела. Эта перцепция неких феноменов в их сыром виде, как пятен у Рошеха, которые действуют на него в своем хаотическом многообразии. Можно было бы их проигнорировать, закрыв глаза, например, попытаться отключиться, но эта площадка не дает ему сделать, потому что среда давит, она имплазивна. Можно себе представить такого антропологического новорожденного человека, как некую точку, по отношению к которой и со стороны периферии вытянутые стрелки, прессующие, давящие эту точку, развивается давление колоссальной мощи, которое в принципе в пределе грозит поглотить, анагилировать эту точку, отличающуюся от среды. Она схлопнится и среда восстановит свою гомогенность. Естественно, человек, раз уж он вброшен, его забота не дать это сделать среде, т. е. противостоять этим страшным силам давления. Есть вторая площадка, тесно связанная с первой, с перцепцией, это площадка мысли. Мысль имеет совершенно иной вектор. Это эксплозивная площадка, потому что мысль есть стрелка, которая от субъекта, от этого антропологического человека, антропологической улитки, обнаженно вброшенная в чуждую, враждебную среду, мысль это стрелка, которая идет от центра наружу. Мысль в принципе есть свидетельство и доказательство того, что человек занимает центральную позицию посреди всех этих хаотических феноменов. Т. е. это доказательство равноудаленности человека от любого явления, любого предмета. Лиса, кролик, летучая мышь не могут иметь мысль по одной причине, они включены в экосистему, они включены в экологическую нишу, в которой они жестко забраны в двоичную систему посыл рапорт. Т. е. экосистема действует сигналом, полюс в виде данного существа — летучей мыши или кролика отвечает ответом. Там не существует проблемы интерпретации, проблемы оценки, проблемы интеллектуальной картинки, т. е. проблемы распознавания пятна Роушеха как нечто иного, кроме того, как он есть из своей конфигурации. Кролик не может сказать — это ель, потому что для него это не ель, а сигнал его экосистемы, которая принципиально отлична от того, как ель воспринимают любые другие существа — жуки, белки, дятлы и т. д. Это некая очень узкая полоса прохождения сигнала. У человека нет экосистемы.

Человек вне экосистемы, поэтому для него сигналы в своем непосредственном пятнисто-роушехском звучании ничего не значат. Поэтому он вправе устанавливать отношения между этими равноудаленными сигналами через самого себя. Мысль есть прежде всего определение, прежде всего интерпретация. Это интерпретация, которая связана с тем, что человек, не будем говорить почему, по подсказке Всевышнего или потому, что его научила семья и школа он наделяет окружающие его пятна Роуших значением смысла нагрузки и т. д. Т. е. через некоторое время он вправе сказать это стол, это ель, это резиновая кукла, это ванна, это родители и т. д. Пятна Роушиха получают интерпретацию. Интерпретация есть всегда утверждение. Мысль в основе своей из чистого утверждения. Опыт не является утверждением, он загадочен в своей сущности. Совершенно непонятно, что это такое — те ощущения, которые мы испытываем. Представьте себе, чтобы не было бы, например, культуры, не было бы литературы XVIII–XIX веков, которые занимались детальной разработкой психической жизни индивидуумов в современном мегаполисе. Даже возьмем более широкий масштаб — литературу с романтизмом и т. д. Если бы человек не проходил бы в школе ни Евгения Онегина, ни Героя нашего времени, ни Гюго, ни Золя, ни Достоевского, он, встречаясь, например, со вспышкой ревности про себя, он бы просто не знал, как это назвать, а он видит, что у него уводят его подругу какой-то чужой молодец. Он испытывает некое горение и гнев внутри себя, но он не знает, что это ревность, ему никто не обозначил и никто не сказал: смотри, ты ревнуешь. Гнев то же самое. Он не знал, как его назвать, он не знал бы, что испытывает гнев, что он испытывает тоску, томление и массу других психических ощущений, я уже не говорю о более примитивных или более сложных вещах, т. е. все эти вещи должны быть осмыслены и названы, потому что ощущение психического типа это такой же феномен и такое же непознаваемое пятно Роушеха, как встреча с горячим утюгом впервые. Это нечто радикально внешнее, радикально чуждое, радикально непонятое и непознанное и от того, что оно внутри моего сердца, ни жарко, ни холодно, если я не знаю, что это такое.

Воспитание чувств это, прежде всего, воспитание терминологии и идентификации этих чувств. Но тот человек, который начинает играть на этих двух площадках, сталкивается с очень серьезной проблемой. Площадки эти не только разные, но в определенном смысле они враждующие. Они действуют по разным правилам. Человек обнаруживает, что, играя на обеих, он проигрывает на обеих же. Что человек обнаруживает, играя на площадке опыта. Будем говорить так, как если бы его опыт был уже определенным образом осмыслен, но не так, как осмысливает его мысль в неких операционалистских терминах, а неким обобщенно-отвлеченным образом. Когда человек видит вещи, он не знает, что это за вещи, но он видит, что эти вещи возникают и исчезают. Они приходят и уходят, вещи стареют, изнашиваются и, наконец, они выпадают из непосредственного восприятия и о них забывают. Он ставит перед собой вопрос, а что же является подлинным в моей перцепции? Ответов может быть три, даже четыре. В принципе, четыре, но четвертый уже продукт некоего сверхпреодоления границы. Первый ответ: подлинным является — вещи в их возникновении, т. е. их цветение, фюзис, от какого слова происходит физика. Вещи, когда они рождаются, когда они юны, когда они хороши, а опознать, что вещь свежая, хорошая и на восходящей фазе может даже человек, который не знает интерпретации имени и предназначения вещи. Это опознается непосредственным инстинктом. Это есть подлинное, но потом каждый является свидетелем того, что эта вещь, побыв подлинной, как некий цветок, расцветший утром, вечером увядает. Тогда второй ответ, что подлинным является все-таки увядание. Таким образом, возможен культ цветения и культ увядания. Очевидно, что третьим ответом будет баланс того и другого, т. е. синтез цветения и увядания в их непрекращающейся и струящейся гармонии. Это и есть искомый ответ — вот оно подлинное, т. е. условно говоря природа, но и в этом ответе есть нечто глубоко неудовлетворительное, потому что человек никоим образом не может приложить позитив природы к себе, как к некой точке, на которой происходит сбой и заторможка. Он-то не есть часть природы. Ну и что ему от того, что природа это прекрасный синтез цветения и увядания? Он-то сам будет просто скошен и уйдет, как одна из этих единичных вещей.

Проблематика человека, его ставка на площадке опыта не получает решения, не получает удовлетворения, не получает выигрыша от синтетического ответа. Тогда человек делает четвертый ход — огромной силы и глубины, который во многом предрешает цивилизационный путь на тысячелетия. Он говорит, что есть еще нечто в этом процессе исчезновения и возникновения, в этом синтезе становления и ухода — нечто, как некий остаток, который не участвует в этом бурном процессе, который просто остается равным самому себе, некий остаток, который никому не тождественен, он иррационален, но он ощущается как то, что всегда есть. Это всегда есть сквозь все. Этот четвертый момент человек тяготеет для того, чтобы назвать это бытием. Впервые именно на осознанном плане как философ это сделал Парменит, который впервые сформулировал претензии к понятию бытие как концепцию бытия и обозначил иррациональность и возможность интуирования того, что такое бытие, этот неуловимый остаток во всем, который самодостаточен, есть всегда и везде, что понять и почувствовать это можно только в особом состоянии. При этом есть вторая площадка — площадка мысли. Она постоянно жалом или усиком, щупальцем, выбрасываемом из этой антропологической улитки, зондирует каждую вещь. Каждая вещь получает свою расшифровку — это ель, это белка, это цветочки, это моя жена, это мои дети и т. д. Вопрос, а так ли это? Справедливо ли любое утверждение такого порядка? Любое частное утверждение, что естественно? В конечном счете, наступает кризис этих перманентных утверждений о частном, которые достаются в наследство человеку непонятно откуда и передано по традиции. Человек просто изучает язык, находясь в колыбели от отца и матери, седы, а язык это и есть такой аппарат мысли, который дает ему готовое определение. Но этот аппарат мысли работает не в полном сцеплении и не в полном отождествлении с площадкой перцепции, с площадкой опыта. Тогда у некоторых особенно продвинутых персонажей возникает идея, что эти площадки надо совместить, необходимо совместить опыты мыслей. Каким образом надо добиться того, чтобы мысль получает статус истины. Она должна выйти на утверждение, которое неоспоримо, она нуждается в некоем безусловном, неоспоримом утверждении. Мысль должна быть такой, чтобы можно было сказать это — и дальше гигантский вопрос. Что дальше, каково это абсолютное утверждение? Тогда наша антропологическая улитка отвечает следующим образом.

Антропологическая улитка отвечает на это так: абсолютное утверждение должно быть таким, чтобы у него, этого утверждения, не было альтернативы, чтобы его нельзя было опровергнуть альтернативой, инвариантом, нельзя было сказать, что параллельно с этим существует еще что-то, поэтому это утверждение также условно, как и следующее. Иными словами, если мы вспомним, что недавно говорилось в установочной речи Петра, что знание должно быть таким, что его невозможно было отвергнуть. Да, знание предполагает возможность все отвергнуть: это ель, а может быть не ель, а может быть это эвкалипт, а может быть ель это просто фиктивное название, это просто дерево, люди придумали, а может и не дерево вовсе, а некая форма жизни. Утверждение должно быть таким, чтобы рядом с ним не возникало параллельного утверждения, абсолютного утверждения. Великие умы пробовали подойти к этому вопросу с разных концов. Например, они примеривали идею универсального всевыведенного из площадки опыта. Интуиция всеприсутствия, которое не выводится с исчезновением прихода вещей. Они примеривали это на какие-то конкретные данности. Например, они говорили: все есть вода или все есть огонь. Не канает, потому что рядом с водой есть что-то еще, а раз так, утверждение не абсолютно, это не все и, вообще говоря, получается ерунда. Тогда явилась мысль, что это все нужно опустошить от конкретики, универсальное пусто. Универсальное пусто и в конечном счете универсальное абсолютно апофатично и непостижимо, и тогда к нему ничего другого не приставишь. Когда есть мысль о том, что есть первоединое, у которого нет рядом ничего, что стояло бы до-после и как бы это ограничивало, тогда получается правильная мысль, абсолютное утверждение. Есть одно но. Мешает первая площадка — площадка опыта. Есть мыслящее, свидетельствующее я, куда его девать? Потому что, если есть абсолют, то каким образом я в данный момент могу о нем свидетельствовать? Если о нем свидетельствую я, то я в данный момент не являюсь с ним тождественным. В противном случае никакого свидетельствования не было, а если я не являюсь ему тождественным, значит я его ограничиваю, значит оно не абсолют. Эта мысль является, трудно себе представить насколько она выглядит очевидной на первый взгляд, но трудно себе представить, насколько эта мысль драматична и насколько она является постоянным мотором человеческой истории, человеческого интеллекта и человеческого духа, потому что все традиционные метафизики учат своих адептов, что ваше подозрение о том, что вы существуете вне абсолюта и свидетельствуете о нем не будучи ему тождественными это иллюзия, это впадение в грех невежества, в Овидию, потому что вы будете слишком далеко от него и просто не понимаете, что вас нет. Точнее по большому счету вы есть он. Иными словами, жрецы всех традиций учат своих последователей, что их самоощущение себя как мыслящих я в данный момент, которые готовы и способны отразить какую бы то ни было реальность заведомо, в том числе и реальность абсолютной бесконечности, их самостоятельное существование есть ложь. Нет этого самостоятельного существования, есть только универсальное и тотальное все, которое апофатично, не имеет квалификации, поглощает все и является верховным и последним тождеством. Правда чувства, опыт противится этому. Логика нашептывает каверзные вопросы, а каким же образом все-таки этот абсолют попускает, чтобы на секунду возникла такая иллюзия. Если она иллюзия, то в ней какая-то доля все-таки правды есть? Ведь есть же некая комната, где сидим все мы, я это все ощущаю, но пусть это иллюзия, но как же абсолют самодостаточный и дифференцированный это попускает. На это существует очень много умных и сложных ответов, разработок, сансары и т. д., но все они, в конечном счете, не убеждают, потому что плетью обуха не перешибешь. Вот он я и если я не абсолют, то точно абсолют не так безграничен, как он на это претендует. Это первый срыв площадки, на которой работает мысль, это катастрофа мысли, которую предлагается заполнить посвятительным изотерическим путем прохождения через очень глубокие системные отречения от того, что здесь и теперь это здесь и теперь.

Иными словами возникает деление между непосредственным опытом человека, который родился и тем результатом, к которому он должен прийти в результате долгого просветительного пути. И возникает принудительная позиция тех, кто этот путь прошел или намерен пройти по отношению к тем, кто настаивает в очевидности первичного восприятия, первичной логики, не опыта в его суровом виде, а первичной мысли. А ведь остается еще вторая площадка, которая также проблемна. Что значит четвертый ответ, что подлинным является тот остаток, который не участвует в становлении и в неисчезновении, и он-то и есть подлинное бытие. И есть ли бытие абсолют? Можно ли связать тот абсолют, который претендует на бесконечность, с этим кусочком, с этим остатком, который ни в чем не участвует, перманентно равен себе. Есть огромная работа, движущаяся в этом направлении, ведется тысячелетиями и составляет содержание классических цивилизаций, цивилизаций древностей, средневековья, современности. Практически во всех географических регионах, которая ориентирована на то, чтобы провести знак равенства между тем, что положено как гипестезированное бытие, т. е. выведенное в качестве несводимого ни к чему — ни к становлению, ни к конкретике, вот этому бытию, равному самому себе. Всегда и везде сделать его тождественным этому абсолютному утверждению, которое должно задаваться мыслью через все логические оговорки и вопреки им. Есть очень много в этом плане ухищрений, но в результате все они сводятся к тому, что бытие и сознание должно быть одно и то же. В частности, если мы имеем дело с частными утверждениями. Что такое частное утверждение? Это ель. Конкретная елка исчезает, но утверждение ель не исчезает. Ель как идея неисчезаема. Якобы не исчезаема в контексте сиюминутной человеческой программы. Значит, есть идея ели, а если представить себе, что есть идея всех идей, то ни это ли ответ на вопрос, каким образом можно выйти их потока хаоса исчезновения и становления. Идея всех идей, она же бытие, она же сознание. Тут мы ступаем как раз на любимое поле платонизма, которое формулирует эти крайне обаятельные и привлекавшие многие поколения незаурядных мыслителей ответы. Мы попадаем в заранее накатанную дорогу, когда оказывается, что субъект это всего лишь негативный оттиск объекта, познание есть совпадение штампа и оттиска, слияние их в экстатическом познании, когда не существует ни объекта, ни субъекта, а непосредственное переживание, выходящее за рамки всяких разграничений, которое является безальтернативным знанием. Тем не менее, проходит некоторое время и оказывается, что две эти площадки так и не удалось свести воедино. Две эти площадки продолжают работать по собственным правилам. Приходят новые поколения, которые снова и снова бросают вызов и снова и снова говорят, что мы не понимаем, что такое бытие и мы не понимаем, что такое истина, т. е. истина в таком эпистемиологическом смысле, безальтернативное утверждение которой абсолютно справедливо и бытие, которое есть то подлинное, что не связано с исчезновением, уходом, приходом, со всем этим потоком становящейся вокруг нас субстанции. Не случайно Авраам, когда он порвал со своим народом идолопоклонников и многобожников и когда он обратился к поиску истинного Бога, он перебрал очень много символов перманентности как то, к чему он мог бы прильнуть и чему он мог бы поклониться. Оказалось, что все эти символы не выдерживают ближайшего рассмотрения: вода высыхает, огонь тухнет, звезда гаснет, солнце заходит, т. е. нет ничего даже не только из конкретных вещей, но даже из образов, которые позволили бы инвестировать капитал абсолютного доверия в этом направлении.

Таким образом, во внешнем мире и, более того, в системе мироощущений индивидуума, брошенного в эту реальность, не остается ничего, заслуживающего это доверие. Но есть одна вещь, помимо здесь упоминавшейся смерти, которая является жестким пределом и жесткой антологической точкой и жирной точкой в конце пути каждого и которая является подлинной в негативном смысле всегда и всюду, есть еще нечто. У смерти есть тот пропедевтический минус, что она всегда случается с другим, пока не случится с нами, а если она случается с другим, то ее опыт нами всегда оказывается недооцениваемым или непонятым. Мы всегда по его поводу можем рассуждать, но мы не можем его применить по отношению к себе, как уже имевший с нами быть, поскольку мы еще живы. Но есть нечто другое, что позволяет обойти это ограничение и говорить не о слиянии двух площадок — мысли и опыта, а о некоем преодолении одной площадки другой в динамическом их противоборстве с тем, что, в конечном счете, мы выходим на совсем другой уровень понимания реальности это страх, точнее испуг. Это очень очевидная вещь, которую переживал каждый. Испуг как шок обнаружения в темной комнате неожиданно того, кого вы там не ожидали застать, испуг, как шок из-за положенной вам из-за спины руки другого. Как правило, этот испуг длится какие-то доли секунды, но крайняя незначительная доля секунды, потому что шок на физиологическом уровне настолько силен, что затянись это чуть больше, это привело бы к летальному исходу испугавшегося. Это связано с выбросом адреналина и т. д., но дело не в этом. Дело в интересном опыте, который происходит в момент испуга. В момент испуга происходит освобождение от всякого опыта. Каждый человек знает на себе или ретроспективно может вспомнить, что когда он был испуган таким образом, когда он вошел в какую-то комнату, например, где никого нет, ждал и вдруг за ним сзади кто-то шагнул, он подпрыгнул на полметра и в эту долю секунды комната и он, и все перестало существовать, а все заполнилось неким черным присутствием другого. Потом человек возвращается в свое обычное состояние. Прежде всего он хочет сказать: ну, как ты меня напугал, какие глупости и делает массу смешных и нелепых усилий, чтобы выйти из этого состояния стресса и забыть эту черную дыру, внутри которой он оказался, потому что он оказался не с этим неожиданным им кем-то другим в материальном облике — друга или родственника, который так бестактно зашел посидеть в темной комнате, а на самом деле он оказался в присутствии самого себя, истинного себя, который опознан им как другой. Если мы пойдем другим путем и будем смотреть — ель не ель, стол не стол, сосна не сосна, но я-то это я и если мы будем смотреть с этой точки зрения и пустим острие мысли к себе, как некоему предмету идентификации, как пятну Роушеха, как феномена среди феноменов, который нуждается в приложении острия мысли, чтобы быть вскрытым и исследованным, то мы обнаружим, что иголка мысли бьет мимо цели. Внутри нас нет никого и ничего, внутри нас некая бездна, черная дыра, которая не является феноменом, не является субстанцией, не является ничем. Это просто чисто существующее вне времени и пространства. Попробуйте помыслить, допустим, себя в длительности. Это не получится, потому что любая длительность распадается на отслеженный и спроецированный, объективированный кусок времени. Однако то, о чем мы говорим, т. е. подлинное, наблюдающее я, оно помещается вне длительности как некая, условно говоря, данная здесь, некая никогда, данная теперь. Это парадокс, это другое и вместе с тем это и есть истинное я, как если бы вы внезапно обнаружили, что каждый из вас является луковицей, которую можно обдирать шкурку за шкуркой и, в конце концов, мы приходим к чистому отсутствию, а где же мальчик, что тут было? А тут ничего и не было. Лежат шкурки, лежат лепестки луковицы. Луковица исчезла, ее нет. Оказывается, что это смерть луковицы, луковица вышла вон, иссякла и утекла ручейком. Получается, то, что было внутри ее как она подлинная, как она сама, и ее конец в виде ее отсутствия и ее смерти есть одно и то же, просто мы его обнажаем. На самом деле в испуге мы встречаемся с подлинностью антологии и смерти, т. е. смерти, как негативной верификации собственного присутствия, потому что это есть единственная форма присутствия. Единственная форма присутствия базируется на чистом нетождестве. Вы не можете судить о вещах, если вы сами вещь, вы не можете знать, что вы лежите в куче камней, вы сами камень. Камень среди камней не знает ни о себе, ни о других. Он находится в глубоком сне объекта. Объект есть абсолютный сон, в который уходит все, что перестает оживлять этот момент нетождественности, а момент нетождественности не может быть чем-то иным, из чего-то. Момент нетождественности это пустое пространство внутри луковицы. Это не то, не то, не то, а фактически ноль в центре нас, который мы всегда опознаем как другое или как другого, когда мы сталкиваемся с ним в испуге. Поэтому встреча со смертью всегда носит характер длительного и острого переживания того же самого испуга, который мы испытываем в момент шока, но только как уже неизбывный ужас, когда мы погружаемся в когти того, что нас хватает мимолетно, допустим, на дачной мансарде на какую-то долю мига. Почему по-французски агония смерти и называется афра во множественном числе, т. е. агония жути, агония страха, терзания страха, потому что на самом деле это момент, когда точка отсутствия в центре нас является лимитом, рвущим последовательно все оболочки. Эта же точка является и предметом абсолютного утверждения, вернее понять, что эта точка является предметом абсолютного утверждения или могла бы стать предметом абсолютного утверждения это означает победить на площадке мысли. Просто подавляющее большинство тех, кто занимается этим вопросом идет другим путем.

Они настойчиво утверждают, что сознание и бытие являются тождественными, они настойчиво утверждают, что идея идей представляет на самом деле антологический фактор, который управляет смыслами и организацией феноменологического пространства. Это тупиковый путь, потому что, во-первых, он противоречит, как я уже вначале сказал, первичной логике, во-вторых, бытие, которое предположим, что существует то самое бытие, как четвертый фактор, как то, что находится вне становления вне исчезновения и даже вне баланса того и другого, как некий неизменный и рациональный остаток. Предположить, что это есть именно бытие, как утверждение, будем честны. Бытие в данном контексте это не более, чем синоним утверждения. Когда мы говорим бытие, мы говорим о том, что нечто является выражением — да, оно несет в себе к аннотации позитива. Поэтому Парменид и говорил — бытие есть, небытия — нет. Почему мы так уверены, что этот остаток, не подлежащий растворению в процессе становления является позитивом? Единственное, о чем мы можем сказать, что он присутствует всегда, здесь и теперь. Он есть здесь, он сквозит сквозь все, он не отпускает ничего от себя, но почему он позитив? Я, например, вижу в этом некое тотальное это, при соприкосновении с которым свидетельствующее я впадает в сон и гаснет. Соприкосновение с перманентным остатком, который неуязвим для процесса становления это соприкосновение с имманентностью, равной самой себе и которая на самом деле фундаментально отрицательна в своей сущности. То, что мы называем бытием, отрицательно в своей сущности. Оно отрицательно в своей тайной сущности, потому что, будучи самим с собою через все остальное, оно не может быть ни чем иным как косой, которая ничтожит все остальное. Бытие, конечно же, есть некая аберрация нашего подхода к тому, что является перманентным, но не может быть отрицательным. Поэтому, если это отрицательное, тогда понятно, что и абсолютное утверждение по поводу Брахмана или по поводу абсолюта мысли оно не может быть самодостаточно, ведь отрицательность не самодостаточна. Получается, что, если мы называем нечто бесконечным, но при этом существуем в этой бесконечности, то мы называем нечто бесконечное негативным, поскольку оно существует как бесконечное не в себе, как не выпускающее из себя никаких других феноменов, а только ничтожа. Бесконечность может быть бесконечной только постоянно уничтожая альтернативу себе, как коса. В этом смысле бытие и абстрактное умопостигаемая бесконечность совпадают, но они совпадают в страшном, негативном вызове человеку, не в той прекрасной системе выигрышей на кону колоссальной антологической игры, когда человек выходит на уровень соприкосновения с истинно и с подлинным золотым неотменяемым бытием, как ему казалось бы. Нет. Правда заключается в том, что последний виток игры на первой и на второй площадках приводит его к негативу, из которого не было бы выхода, если бы не тайна другого в центре его самого, которая его пугает и которая уничтожает, но которая есть чем-то, что не сливается ни с этим остатком в виде бытия или в виде этого имманентного это, ни с этой абсолютной негативной бесконечностью. Мы думаем об абсолютной бесконечности и можем ее представить себе. Мы можем интуировать остаток, который существует во всех становящихся и исчезающих вещах только потому, что внутри нас есть эта пустота, этот другой, эта черная дыра, которая не относится к ним обоим, которая не участвует в этой игре, которая есть кто-то другой, которая не тождественна. Это принципиальная нетождественность, которая находится только внутри нас, больше нигде. Точка, которая не совпадает ни с бесконечностью, ни с бытием, ни со становлением, ни с исчезновением. Это точка абсолютной и принципиальной независимости. Эта точка никому неизвестна, кроме как в момент испуга и она не опознается как таковая и никто не может нам объяснить, что это такое, как не могут объяснить пэтэушнику без помощи Золя педагоги, что он испытывает в качестве эмоции. Если бы не авраамические пророки, не цепь пророков, идущих от Адама эта уникальная эксклюзивная цепь, которая является красной нитью, протянутая через глиняную ночь всего человечества. Все человечество из глиняной куклы, которые костенеют в своей ночи объектности и которые обладают определенной психикой, определенными тонкими субстанциями, определенной способностью реверберировать с какими-то зонами, звуками и т. д. Они есть не более, чем глина вне этой точки, которая в них открывается только в соприкосновении с зовом, исходящем из этой цепи пророков. Каждый из пророков говорит об одном и том же. Есть страшная ночь бесконечного, которая поглощает все и делает бессмысленным все, но есть нечто, что эту ночь ограничивает, потому что эта ночь не самодостаточна, потому что она абсолютно негативна. Есть нечто, что ограничивает эту ночь и факт этого ограничения есть факт вашего присутствия и слушания меня в данный момент. Почему пророки находят последователей, когда они выступают с призывом перед довольно циничными и довольно конкретно мыслящими людьми? Почему-то кто-то слушал Моисея, почему-то кто-то слушал Мохаммеда, мир над ними всеми, почему кто-то прислушивался к Аврааму, потому что им удалось заставить этих конкретных, циничных людей пережить в непосредственном ощущении, что устами этого человека, который такой же как он — ни чудотворец, ни спустившийся на землю Аполлон, обычный человек. Устами этого обычного человека с ним говорит тот другой внутри него, который его напугал, допустим, предыдущей ночью, когда он вошел к себе в глинобитную мазанку и вдруг какая-то рука или какой-то холод коснулся его сзади и он подскочил, потому что он думал, что сейчас выпьет пальмового вина, допустим, и вдруг он почувствовал чуждое присутствие. Он оглянулся, но никого нет. И только через некоторое время он сумел умерить колотун сердца, сердцебиение, успокоиться, прийти в себя и постараться забыть об этом. Вдруг перед ним выступает некто, кто является устами этого вчерашнего другого, испугавшего его. Он видит, что да, этот другой, который был я же, во мне и который сейчас говорит через уста этого. Это настолько очевидно, что не может быть даже отброшено и отринуто. Это непосредственный опыт. Этот непосредственный опыт связан с тем, что в каждом из нас есть виртуальная точка, связывающая нас с нашим праотцом Адамом, который был глиняной куклой, но в которого Всевышний вложил искру собственного духа, а искра духа Всевышнего есть чистая точка отсутствия — черная дыра несовпадения ни с чем. Внутри каждого из нас есть эта точка, но мы не можем о ней знать, поскольку все, что мы знаем это соприкосновение с плотными веществами или тонкими веществами.

Зеркало знает только свет, но оно не знает о черной амальгаме сзади себя, оно не подозревает, если бы не черная амальгама за ее спиной, зеркало бы просто пропускало этот свет как обычное окно и не отражало бы его. Зеркало ничего не может нам рассказать о своем заднике и вообще о технологии оптики и об оптических эффектах. Для этого нам нужен некто, кто находится с этой точкой в особой связи. И таков Пророк, который представляет собой непосредственно вновь и вновь производящуюся парадигму Адама среди стада обычного глиняного человечества, которое годится только на то, чтобы услышать, что он говорит и пойти за ним. Или превратиться в его врагов и всячески ему мешать и создавать культурные проекты и цивилизации, у которых будет главная задача замолчать и заболтать то, о чем говорит Адам и произошедшие от него пророки. Это вся человеческая история. Таким образом, схематически говоря, все, что я говорил, я говорил исходя из первых тезов — ислам есть ответ на проблему. Проблема обозначена в наличии двух площадок, застающих человека при рождении площадки перцептивного опыта и площадки мыслей, на которых он проигрывает на обеих, если не поймет, что есть встроенные в него перманентный ограничитель власти и перманентный ограничитель правил игры на том и другом, только встреча с которым, т. е. встреча со встроенным в него ограничителем, может вывести его в победители или в игре на обеих этих площадках. Эта проблема представлена мною крайне схематично. Это понятно, но за недостатком времени и за недостатком апеллятивного ресурса я не имел возможности экспозировать более пространно и более вглубь.

Edited January 10, 2020 by Radical

[Bill W]

3 hours ago, Radical said:

I will just post here articles in russian that I intend to translate in English one day. 

Prospects for the restoration of political Islam as a global factor. kontrudar.com

September 26, 2013

Speech at the conference in St. Petersburg on September 26, 2013 by Heydar Dzhemal

Islam is 1.5 billion people who have inherited the religious and political tradition for over 1400 years, and this factor, which for some 14 centuries has sometimes played a key, sometimes secondary or even tertiary role, but today it comes to the fore again, among other global factors, and it becomes a certain stumbling block for what we call the World Order.

The world order, the world organization of global society in the person of its ruling classes and governing classes (which is not the same thing) discovers in Islam a serious counteraction force that destroys to a large extent the road map that has been prescribed for modern history in the coming periods of this history by the ruling classes. Why is this happening? Why Islam has become a force that is opposed to the mainstream, is opposed to the prevailing trend that is imposed on humanity from above, while other traditions, other religions not only oppose this, but actively contribute to the development of the history movement in this direction. A little later we will return to this, but first I would like to say about what makes Islam so specific and so special. Islam comes in its assessment of the world, in its assessment of the reality from a fundamental dichotomy, which is obviously inherent in phenomena, inherent in humanity, inherent in organization of any order from top to bottom, this is not only a subjective view of specifically Islamic civilization, it is an easily detectable thing, this dichotomy that permeates all aspects of human history, all aspects of human reality. What is this dichotomy?

If we take all the traditions together, minus the Abrahamic ones, which stand apart, countless traditions that are all in the Hellenistic era, the decryption key due to the fact that the philosophy of Plato and Aristotle gave some universal code, thanks to which the people who own this code, the people who mastered the keys Platonism can easily decipher the essence of Advaita Vedanta, the essence of Lamaist Buddhism, the essence of the Celtic tradition and even such remote regions as the traditions of South America, because all these traditions have a common code, they are based on metaphysics of identity. The metaphysics of identity, the metaphysics of unity, which assumes in high forms of manifestation beyond the boundaries of popular polytheism, the purely monistic doctrine of reality and the identity of the very last element of manifestation of manifestation with the Absolute, which is the universal basis of Jehovah. This is not about Abrahamic doctrines, this is metaphysics, which Abrahamism defines as the metaphysics of the Gentiles. And the Abrahamic doctrine, which is based on the concept of a radical gap between everything that is and the cause of this being, which is not identical, is fundamentally not identical to this being, that is, is transcendental in relation to everything. Thus, it can be said that everything as a creation is a manifestation of ignorance about its cause. These two doctrines: the doctrine of identity, which has its codes in the tradition of Platonism and the doctrine of non-identity of dichotomy, which has its codes in Islam and in the religions of Revelation preceding it, can be identified in the class sense or in the caste sense with the metaphysics of priests and the tradition of the prophets. They are directly opposite. The metaphysics of priests, based on the contemplation of eternal truth and on the realization of the identity of everything to everything. This is what integrates 99% of the natural natural creeps of human nature. One percent is what responds to the prophetic call, which seems to be a trauma for this integral human body.

Thus, it turns out that, on the one hand, we have a certain global mainstream, and on the other hand, the invasion of this mainstream by some fundamental provocation, a certain challenge that says that the secret truth is directly opposite to what people believe, perceive what they want, what they reflect in their aspirations, contemplation, etc.

In fact, global society did not form yesterday, not today. Global society has existed for an immense number of historical periods, but as many theorists have said, here is Jaspers with his “axial time”, Guenon with his reference to fundamental correspondences in different civilizations occurring at the same time, the same processes took place in different parts of the world, not at first glance interconnected, but at a strictly defined time: the phenomenon of Confucianism, Zoroastrianism, Buddhism, the emergence of Socrates and Plato. This is all kind of a wave that passed approximately the same period throughout Great Eurasia, although, from the modern point of view, it seems that there are no communications that would allow us to say that something started these processes from one point that is, some going through pragmatic concrete physical forms of communication, there is a certain connection between all regions of the world that acted, not only acts today in the age of the Internet and jet aviation, but also acted when one part of the world seemed to be unaware of the existence of another. That is, humanity exists as a kind of global phenomenon. Does it know about this in some era or does not know, it still objectively exists as an integrated global phenomenon. And this global phenomenon is a political society. Often we mix concepts such as political society and the state. Strictly speaking, the state exists where there is a bureaucratic apparatus, which is self-sufficient and which appropriates for itself practically all functions and initiatives, breaking the connection between top and bottom, feedback, This is a recent phenomenon. The state arose in the era of absolutist monarchies, what we call the state in ancient Rome, in ancient Egypt, in other places. In imperial China itself, this is not a state, this is a political society. And this political society is always a pyramid that is closed at its peak, where it communicates already with the superhuman element, that is, this pyramid exists no more than in the form of some kind of reflection of archetypal reality.

Islam is a direct challenge to this particular pyramid, a direct challenge to a political society, both global and concrete manifestations of a political society in each given era. As soon as the Islam of our Prophet (pbuh) appeared, as soon as he began to act, he immediately challenged the Sassanian Iran and Byzantium. Two superpowers of their time. But it must be recalled that all the prophets of the Abrahamic chain challenged the global society of their time. Isa ibn Maryam challenged Caesar, challenged the Roman Empire, Musa challenged the Egyptian pharaoh, and the pharaoh became a household name that embodies political society, the pyramid of political society as meaninglessness, oppression, arbitrariness and injustice embodied as the mainstream of human existence. But Ibrahim himself also opposed Nimrod, the Babylonian monarch of his time. That is, the whole Abrahamic chain is the chain of the Prophets that challenges the establishment, the global society. Because the doctrine of global society is built, first of all, on the idea that spiritual reality is closed, closed to the manifestation of manifestation below on the human level, that there is a fundamental identity between the top and the bottom, which is below, then above. Just below it is a concrete manifestation in the form of the objective world, and above it is an archetypal plane, behind which the Absolute generating this archetypal plane stands. And in fact, between the Absolute and the very last particle of matter fundamentally there is absolutely complete coincidence. Here is the doctrine of everything that existed at all times, on which the solid rootedness and sacred authority of all the rulers was built up to the present day, because anyway for the value system, the modern liberal agnostic ultimately turns to the concepts and conceptual codes that belong to the clerical establishment, developed by the clerical establishment, not liberals. There is, of course, a level of liberalism that breaks with this as well, but this is a sort of departure into a certain deviation. However, Islam appeals to the concept of a transcendental personal God, which from the point of view of Islamic theology does not constitute a specific definition, even apophatic, for example, the apophatic definition of the Absolute in Hinduism: neither this, nor this and that. No, in Islam, Allah is the unsolicited unknown, which is what is on the other side of the issues, on the other side of attempts to understand on the other side of attempts to determine, that is, it is an unsolicited unknown that is outside of definitions. This principle is the principle of the dissulsive abyss, which, being in conjunction with the believer, is simply opposed to any civilization matrix. Any civilizational matrix built on a certain concept of identity, from the point of view of Islam, is hacked and eliminated, because Islam closely connects a person’s situation (human vale) with his principle of existence in this world as a witnessing being and contrasts Consciousness with Being. From the point of view of Platonism, from the point of view of the Platonic codes that apply to any pagan doctrine from Australia with aborigines to Tibet, from this point of view, Consciousness is an attribute and modification of Being in all traditions of the pagan type: Being, Consciousness, Bliss, Being and Idea, it’s as if through a line, through a slash, going two sides of the same coin. Being and Consciousness are the objective and subjective sides of Reality, but not in Islam.

In Islam, Consciousness as a principle is a point opposed to things outside, that is, it is a certain point, unidentifiable, which violates the homogeneity of ontology, the homogeneity of Being, and in this sense there is an absolute dichotomy between the principle of perception, the principle of reflection, the principle of reflection, which manifests itself in thinking, and contemplation , perception, understanding, grasping, that is, all that Plotinus spoke of as ecstatic comprehension, where the object and subject merge, these are diametrically opposite poles. I emphasize that this is a fundamental theological distinction between the religion of the Prophets, the religion of Revelation and the metaphysics of contemplation, the metaphysics of priests, it is the basis of political confrontation between Islam and the world order at all times, because today despite the fact that we are witnessing a lot of innovation on the political market

What does the theology of consciousness lead to? What leads the theology of the violation of the homogeneity of Being? It leads to the justification and support of the concept of meaning, because the concept of meaning is possible only in violation of homogeneity. If we imagine the ontology in the form in which it exists among the Platonists, among the post-Platonists in the whole, so to speak, great and diverse tradition, which all speaks of the same thing, then theodicy is not visible in the homogeneity of existence, justification is not visible, the atonement of this being is not visible. For what? In addition, this being can never explain by itself how it comprehends itself, being equal and identical with itself. Only a gap, only a concept of a gap in it, only a concept of the opposition creates the effect of finalism. Finalism towards Being, which is conceived by the Aristotleans as infinite and beginningless and instinctive, by the way, at the level of instinct, any natural person will agree with Aristotle, he will not be able to imagine the end of what is called “not I” and, like the beginning of this “not I”, he can push him off endlessly, but, ultimately, he will come to the conclusion that “not Me” I am finite, and “not Me” is infinite. For the first time, Islam asserts in reality that what appears to be infinite has a restriction, a gap, and this gap, and this restriction of being, is rooted in the heart of a person, where sense is rooted, where challenge is rooted. Islam connects Consciousness with the fact of mortality of an individual, but not only with the fact of mortality of an individual, but also with the finiteness of history, therefore Islam is not only eschatological as Judaism and Christianity, it is finalistic. It stands on the platform of finalism, where Consciousness, death, and the end of history form a single triangle, and it is this triangle that is the key to justice. What is Islamic Islamic justice?

On an ordinary level, this is of course, “earned - give it back”. If a person worked, he earned 20 thousand rubles, then you should give him 20 thousand rubles instead of 10, which you will appropriate half. This is an ordinary level. But this level is actually household. Justice, “hack” is one of the names of Allah. But the second meaning of the word “hack” is reality, that is, Being in its true truthful meaning. Justice from the point of view of Islam is the meaning of existence, because if the existence is luxurious, majestic, beautiful, it is built harmoniously and everything is a symphony, ascending more and more to the shining heights, but if it does not have a break point into which it rests, then it makes no sense, then everything is beautiful, symphonic, existing no more than a diverse absurdity. And this is unfair. Not fair, so that a person’s life would be lived in vain, unfair, so that he, as a countless generation of slaves, builders of pyramids, would turn into dust, pyramidal or camp. It is not fair for people to go into oblivion without any meaning, without any bestowal, without any way out. Nonsense! Not fair! Sense is the basis of justice. Here is the root message of the Revelation of the prophets. They talk about it. And this is the fundamental meaning of political Islam.

Today, global society, after the liquidation of the socialist camp, after the bankruptcy of Marxism, has embarked on a platform of a return to pre-capitalist forms of oppression. On the agenda are non-economic forms of coercion, which will be combined with the most sophisticated and innovative technologies in the field of knowledge economy, in the field of intellectual economy. Today we are facing a crisis that, as a result of a certain agony, gives rise to a new social order, a new socio-political and economic formation that is replacing capitalism, and this is already being spoken of, in fact, only jackdaws on the fence are not shouting. This is a commonplace among many analysts. A new formation, which will be the enslavement of that part of humanity that will be able to work and serve the knowledge economy, and throwing out of the history and mainstream of human life the vast majority of people who are not able for one reason or another to service this knowledge economy. What Hart and Fukuyama and others are talking about, analysts and scientists who have already frankly taken up the extreme right positions, the extreme right platform, and they say absolutely unashamedly: 90% of humanity is extra biomaterial. So, in these conditions, when 1% of the upper ranks was appropriated to itself 20 years after the collapse of the Soviet Union, 90% of the world's wealth. And I remind you that in the 70th year, 50 years after the existence of the socialist camp, this 1% had only 20% of the world's wealth, and today 90%. Under these conditions of division into the upper and lower classes, the struggle between the upper and lower classes goes beyond the class framework (as Marx understood it), the class struggle for the redistribution of the social product also passes into the stage of the eschatological struggle, where only the solidarity in the name of sacred and metaphysically understood justice can be the banner of the oppressed lower classes. And justice is only in Islam. You will not find justice in Plato, you will not find justice in the Platonic Republic - you will find there justification for the rule of the wise and strong, and why you need to trample on the weak and helpless. There you will find it, but Plato will not have justice. Aristotle believed in slavery. All pagan metaphysicians are based on the concept of meaningless being. They try to generate through the concepts of esotericism, through the ascent from gross to subtle, etc. The illusion of movement toward meaning, but there is no meaning either above or below. Only in the religion of Revelation does there exist such a concept of epistemology and such a fundamental anthropology that allows us to give the historical movement, all this bustling of biomass for millennia, some plot-shaped move, some meaning, which in the catharsis is allowed by the Court and the Resurrection, because, of course, the payment, which poses a religion that seeks justice is too high to be realized in some kind of banal social system. But while political Islam is ripening, while it is infantile, while it appeals to the Sharia, which it considers neither as a means (as it was given by the Almighty), but as a goal, they still think in legal categories, not realizing that the legal space is always civil and social movement. The political movement goes beyond the legal framework and uses the legal space as a tool. There will come an understanding that the caliphate is not adequate to the super-tasks of political Islam, that the caliphate is a ghetto for Muslims. Caliphate is a Western project. After all, what is a caliphate? This is the assignment to Islam of a certain territory of distribution, in which it should sit as a civilization, among others, led by the caliph, who is a member of the world government. Islam did not come for this to have a caliph as a member of the world government and sit in the ghetto. Islam cross-border doctrine. Therefore, the struggle between the upper and lower classes will intensify, and political Islam will engage in dialogue with non-Islamic masses (with Latin America, with Southeast Asia, with Europe, with the United States), because the myth of the golden billion is already dispelled, no golden billion. The rights of Americans and French trample in the same way as the rights of Burmese and Congolese people. Therefore, tomorrow, political Islam will be an algorithm of protest thinking of everyone, regardless of confessional affiliation. And the Latin American formally remaining a Catholic will stand on the platform of political Islam in the same way as the radically-minded Frenchman.

I done it for you, otherwise a moderator will reject your content as against forum rules. 

[Bill W]

1 hour ago, Radical said:

Islam

January 19, 2008

School of Cultural Policy. Family games. "Ontology. God" 2008

Islam is the answer to the problem, a problem which, in order to understand what the answer is, you need to understand in its entirety, in its dynamics. In order to begin to approach this problem, one should imagine a person as a purely anthropological creature, free from all the inward elements that cover it like a kind of husk, i.e. we are freeing it from sociological, economic, tribal and other wrappers. We are experiencing something similar to what we see in the movie “Terminator” at the beginning when a naked person is thrown at us from another dimension, who is unbent, straightens up, stands up and becomes completely alien in a hostile world from a saddle position.A certain unit, formed according to certain drawings, having a certain existence, weight, but thrown into what is called in the broad sense, not I. Unlike the terminator who comes to this site, already charged with a project, weapons, ready, etc., an anthropological creature - a person, is born not only in the sense that he is newborn, but in a deeper, more fundamental sense, absolutely like snail without shell, completely unprotected. He immediately experiences various types of challenges that begin to oppress him and press him. An anthropological being - a person, discovers when it is fully developed, we miss the influence of school, family, society, etc., we imagine what is in the story of Hai Ibn Akzan.There, a person rises from the silt, and he reaches a full-sized state, that is, he has a thought, he has developed sensory organs. He discovers that in front of him are two sites, on which he is forced to play - two sites with different rules. It does not depend on him to play - not to play on these sites, because these are tough primary fundamental challenges. One platform is connected to another, but they are different. What are these sites?

One platform is a platform of experience, a platform of perception.A person discovers that his sentient self is surrounded by an environment of sensory phenomena, in which at first even he cannot understand at an early stage of his formation, which of them is completely internal, i.e. refers to his bodily sensations, which is completely external , ie, is located outside the boundaries of his body. This perception of certain phenomena in their raw form, like Rochech's spots that act on him in their chaotic diversity. One could ignore them, closing his eyes, for example, try to disconnect, but this platform does not allow him to do it, because the environment is crushing, it is impressive. One can imagine such an anthropological newborn person as a certain point, in relation to which and from the periphery the elongated arrows pressing,pressuring this point, pressure of tremendous power develops, which, in principle, threatens to absorb, anagilize this point, which differs from the medium, in the limit. It will collapse and the medium will restore its homogeneity. Naturally, a person, since he is thrown in, his concern is not to let the environment do it, that is, to resist these terrible forces of pressure. There is a second platform, closely connected with the first, with perception, this is a platform of thought. Thought has a completely different vector. This is an explosive platform, because thought is an arrow that is from the subject, from this anthropological person, an anthropological snail, nakedly thrown into an alien, hostile environment, thought is an arrow that goes from the center out.Thought, in principle, is evidence and evidence that a person occupies a central position in the midst of all these chaotic phenomena. T. e. this is proof of a person's equidistance from any phenomenon, any subject. A fox, a rabbit, a bat cannot have a thought for one reason, they are included in the ecosystem, they are included in the ecological niche in which they are rigidly taken into the binary system by sending a report. That is, the ecosystem acts as a signal, the pole in the form of a given creature - a bat or a rabbit - answers. There does not exist a problem of interpretation, a problem of evaluation, a problem of intellectual image, that is, a problem of recognizing the Rowshech spot as something other than what it is from its configuration.The rabbit cannot say - this is a spruce, because for him it is not a spruce, but a signal from its ecosystem, which is fundamentally different from how any other creatures perceive spruce - beetles, squirrels, woodpeckers, etc. This is some very narrow passage signal.

Man is outside the ecosystem, therefore, for him, the signals in their direct spotty-Roushech sound do not mean anything. Therefore, he has the right to establish relations between these equidistant signals through himself. Thought is first of all a definition, first of all an interpretation.This is an interpretation that is related to the fact that a person will not say why, at the prompting of the Almighty or because his family and school taught him, he gives the surrounding Roših spots the meaning of the meaning of the load, etc. That is, after a while he I have the right to say this is a table, this is a spruce, this is a rubber doll, this is a bath, this is parents, etc. Rauschik's spots get an interpretation. Interpretation is always a statement. The idea is basically from a pure statement. Experience is not a statement; it is mysterious in its essence. It is completely incomprehensible what it is - those feelings, which we are experiencing.Imagine that, for example, there would be no culture, there would be no literature of the 18th – 19th centuries that dealt with the detailed development of the mental life of individuals in the modern metropolis. We even take a wider scale - literature with romanticism, etc. If a person hadn’t attended either Yevgeny Onegin’s school, or the Hero of our time, neither Hugo, nor Zola, nor Dostoevsky, he would meet, for example, with a flash of jealousy himself, he simply would not know what to call it, but he sees that some strange fellow is taking away his girlfriend from him. He feels a certain burning and anger inside himself, but he does not know that it is jealousy, no one designated him and no one said: look, you are jealous. Anger is the same. He did not know what to call him, he would not know that he was angry, that he was longing, languor and a host of other psychic sensations, I'm not talking about more primitive or more complex things, that is, all these things should be meaningful and named, because a psychic-type sensation is the same phenomenon and the same unknowable spot of Rowshekh as a meeting with a hot iron for the first time. This is something radically external, radically alien, radically misunderstood and unknown, and from the fact that it is inside my heart, neither hot nor cold, if I do not know what it is.

Education of feelings is, first of all, education of terminology and identification of these feelings. But the person who begins to play at these two venues faces a very serious problem. These sites are not only different, but in a certain sense they are warring. They operate according to different rules. A person discovers that playing on both, he loses on both. What a person discovers by playing on the site of experience. We will speak as if his experience had already been comprehended in a certain way, but not as interpreted by his thought in certain operationalist terms, but in some generalized, abstract way. When a person sees things, he does not know what these things are, but he sees that these things arise and disappear. They come and go, things get old, wear out and, finally, they fall out of direct perception and forget about them. He poses the question, and what is genuine in my perception? There can be three, even four answers. In principle, four, but the fourth is already the product of a certain overcoming of the border. The first answer: the true thing is - things in their appearance, that is, their flowering, fusis, from which word physics comes from. Things when they are born, when they are young, when they are good, and even a person who does not know the interpretation of the name and purpose of a thing can recognize that a thing is fresh, good and in the upward phase. This is recognized by direct instinct. This is genuine, but then everyone witnesses that this thing, being genuine, like a certain flower that blossomed in the morning, fades in the evening. Then the second answer is that wilting is genuine after all. Thus, a cult of flowering and a cult of wilting are possible. Obviously that the third answer will be the balance of one and the other, that is, the synthesis of flowering and wilting in their incessant and flowing harmony. This is the desired answer - here it is genuine, that is, conditionally speaking nature, but there is something deeply unsatisfactory in this answer too, because a person can in no way attach the positive of nature to himself, as to some point where the failure occurs and inhibition. He is not a part of nature. So what does it mean that nature is a wonderful synthesis of flowering and wilting? He himself will simply beveled and leave, as one of these isolated things. because man cannot in any way attach the positive of nature to himself, as to some point at which failure and inhibition occurs. He is not a part of nature. So what does it mean that nature is a wonderful synthesis of flowering and wilting? He himself will simply beveled and leave, as one of these isolated things. because man cannot in any way attach the positive of nature to himself, as to some point at which failure and inhibition occurs. He is not a part of nature. So what does it mean that nature is a wonderful synthesis of flowering and wilting? He himself will simply beveled and leave, as one of these isolated things.

The problems of man, his bet on the site of experience does not receive a solution, does not receive satisfaction, does not receive a gain from a synthetic answer. Then a person makes the fourth move - of enormous strength and depth, which in many respects predetermines the civilization path for millennia. He says that there is still something in this process of extinction and occurrence, in this synthesis of becoming and departure — something like a certain remainder that does not participate in this turbulent process that simply remains equal to itself, a certain remainder that is not identical with anyone, it is irrational, but it feels like what is always there. It is always through everything. This fourth moment man gravitates to call it being. For the first time on a conscious plane, as a philosopher, Parmenit did it, who first formulated claims to the concept of being as a concept of being and designated the irrationality and the possibility of intuition of what being is, this elusive remnant in everything that is self-sufficient, is always and everywhere that you can understand and feel it only in a special state. At the same time, there is a second platform - a platform of thought. She constantly stings or antennae, a tentacle thrown from this anthropological snail probes every thing. Each thing gets its own decoding - this is spruce, this is squirrel, this is flowers, this is my wife, these are my children, etc. The question is, is it so? Is any statement of this order true? Any particular statement, which is natural? Ultimately, there comes a crisis of these permanent statements about the particulars, which are inherited to a person from where it is transmitted and according to tradition. A person simply learns the language, being in the cradle from his father and mother, gray hair, and this language is such an apparatus of thought that gives it a ready-made definition. But this apparatus of thought does not work in complete cohesion and not in complete identification with the platform of perception, with the platform of experience. Then some particularly advanced characters have the idea that these platforms need to be combined, it is necessary to combine the experiences of thoughts. How it is necessary to achieve that the thought receives the status of truth. She must come to a statement that is undeniable, she needs some unconditional, undeniable statement. The thought should be such that it could be said - and then a gigantic question. What's next, what is this absolute statement? Then our anthropological snail answers as follows. and language is such an apparatus of thought that gives it a ready-made definition. But this apparatus of thought does not work in complete cohesion and not in complete identification with the platform of perception, with the platform of experience. Then some particularly advanced characters have the idea that these platforms need to be combined, it is necessary to combine the experiences of thoughts. How it is necessary to achieve that the thought receives the status of truth. She must come to a statement that is undeniable, she needs some unconditional, undeniable statement. The thought should be such that it could be said - and then a gigantic question. What's next, what is this absolute statement? Then our anthropological snail answers as follows. and language is such an apparatus of thought that gives it a ready-made definition. But this apparatus of thought does not work in complete cohesion and not in complete identification with the platform of perception, with the platform of experience. Then some particularly advanced characters have the idea that these platforms need to be combined, it is necessary to combine the experiences of thoughts. How it is necessary to achieve that the thought receives the status of truth. She must come to a statement that is undeniable, she needs some unconditional, undeniable statement. The thought should be such that it could be said - and then a gigantic question. What's next, what is this absolute statement? Then our anthropological snail answers as follows. But this apparatus of thought does not work in complete cohesion and not in complete identification with the platform of perception, with the platform of experience. Then some particularly advanced characters have the idea that these platforms need to be combined, it is necessary to combine the experiences of thoughts. How it is necessary to achieve that the thought receives the status of truth. She must come to a statement that is undeniable, she needs some unconditional, undeniable statement. The thought should be such that it could be said - and then a gigantic question. What's next, what is this absolute statement? Then our anthropological snail answers as follows. But this apparatus of thought does not work in complete cohesion and not in complete identification with the platform of perception, with the platform of experience. Then some particularly advanced characters have the idea that these platforms need to be combined, it is necessary to combine the experiences of thoughts. How it is necessary to achieve that the thought receives the status of truth. She must come to a statement that is undeniable, she needs some unconditional, undeniable statement. The thought should be such that it could be said - and then a gigantic question. What's next, what is this absolute statement? Then our anthropological snail answers as follows. so that thought receives the status of truth. She must come to a statement that is undeniable, she needs some unconditional, undeniable statement. The thought should be such that it could be said - and then a gigantic question. What's next, what is this absolute statement? Then our anthropological snail answers as follows. so that thought receives the status of truth. She must come to a statement that is undeniable, she needs some unconditional, undeniable statement. The thought should be such that it could be said - and then a gigantic question. What's next, what is this absolute statement? Then our anthropological snail answers as follows.

The anthropological snail answers this in the following way: an absolute statement must be such that it, this statement, has no alternative, that it cannot be refuted by an alternative, an invariant, it cannot be said that something else exists in parallel with this, therefore this statement as conditional as the following. In other words, if we recall what was recently said in Peter's installation speech, that knowledge must be such that it could not be rejected. Yes, knowledge implies the ability to reject everything: it’s a spruce, or maybe it’s not a spruce, or maybe it’s a eucalyptus, or maybe it’s just a fictitious name, it’s just a tree, people thought up, or maybe not a tree at all, but some kind of life form . The statement must be such that next to it there is no parallel statement, an absolute statement. Great minds tried to approach this issue from different angles. For example, they tried on the idea of a universal experience that was deduced from the platform. The intuition of omnipresence, which is not inferred with the disappearance of the arrival of things. They tried on this for some specific given. For example, they said: everything is water or everything is fire. It doesn’t, because there is something else near the water, and if so, the statement is not absolute, that’s not all and, generally speaking, it’s nonsense. Then the idea came that it was all necessary to empty it out from the concrete, the universal was empty. The universal is empty and, ultimately, the universal is absolutely apophatic and incomprehensible, and then you can’t put anything else to it. When there is a thought that there is the first one, which has nothing next to it, which would stand before-after and how it would limit, then we get the right thought, absolute statement. There is one but. The first platform is interfering - the experience platform. There is a thinking, testifying I, where to put it? Because, if there is an absolute, then how can I testify about it at the moment? If I testify of him, then at the moment I am not identical with him. Otherwise, there was no evidence, and if I am not identical with it, then I limit it, then it is not absolute. This thought is, it’s hard to imagine how obvious it looks at first glance, but it’s hard to imagine how dramatic this thought is and how constant it is in human history, human intelligence and the human spirit, because all traditional metaphysicians teach their adherents what your suspicion of that you exist outside the absolute and testify about it without being identical to it; this is an illusion; it is a fall into the sin of ignorance, into Ovid, because you will be too far from it and simply do not understand that you are not. More precisely, by and large, you are him. In other words, the priests of all traditions teach their followers that their self-awareness of myself as thinking at the moment, who are ready and able to reflect any reality knowingly, including the reality of absolute infinity, their independent existence is a lie. There is no such independent existence, there is only universal and total everything that is apophatic, has no qualification, absorbs everything and is the supreme and last identity. True feelings, experience opposes this. Logic whispers tricky questions and how, after all, does this absolute allow for such an illusion to arise for a second? If it is an illusion, does it still have some truth in it? After all, there is a certain room where we all are sitting, I feel it all, but let it be an illusion, but how does the absolute allow it to be self-sufficient and differentiated. There are a lot of smart and complex answers, developments, samsara, etc., but all of them, in the final analysis, do not convince, because you won’t beat a whip with a whip. Here I am, and if I am not an absolute, then the absolute is definitely not as unlimited as it claims to be. This is the first disruption of the platform on which thought works, it is a catastrophe of thought that is proposed to be filled with an initiating isoteric way through very deep systemic renunciations of what is here and now it is here and now. If it is an illusion, does it still have some truth in it? After all, there is a certain room where we all are sitting, I feel it all, but let it be an illusion, but how does the absolute allow it to be self-sufficient and differentiated. There are a lot of smart and complex answers, developments, samsara, etc., but all of them, in the final analysis, do not convince, because you won’t beat a whip with a whip. Here I am, and if I am not an absolute, then the absolute is definitely not as unlimited as it claims to be. This is the first disruption of the platform on which thought works, it is a catastrophe of thought that is proposed to be filled with an initiating isoteric way through very deep systemic renunciations of what is here and now it is here and now. If it is an illusion, does it still have some truth in it? After all, there is a certain room where we all are sitting, I feel it all, but let it be an illusion, but how does the absolute allow it to be self-sufficient and differentiated. There are a lot of smart and complex answers, developments, samsara, etc., but all of them, in the final analysis, do not convince, because you won’t beat a whip with a whip. Here I am, and if I am not an absolute, then the absolute is definitely not as unlimited as it claims to be. This is the first disruption of the platform on which thought works, it is a catastrophe of thought that is proposed to be filled with an initiating isoteric way through very deep systemic renunciations of what is here and now it is here and now. but let it be an illusion, but how does the absolute self-sufficient and differentiated it allow. There are a lot of smart and complex answers, developments, samsara, etc., but all of them, in the final analysis, do not convince, because you won’t beat a whip with a whip. Here I am, and if I am not an absolute, then the absolute is definitely not as unlimited as it claims to be. This is the first disruption of the platform on which thought works, it is a catastrophe of thought that is proposed to be filled with an initiating isoteric way through very deep systemic renunciations of what is here and now it is here and now. but let it be an illusion, but how does the absolute self-sufficient and differentiated it allow. There are a lot of smart and complex answers, developments, samsara, etc., but all of them, in the final analysis, do not convince, because you won’t beat a whip with a whip. Here I am, and if I am not an absolute, then the absolute is definitely not as unlimited as it claims to be. This is the first disruption of the platform on which thought works, it is a catastrophe of thought that is proposed to be filled with an initiating isoteric way through very deep systemic renunciations of what is here and now it is here and now. Here I am, and if I am not an absolute, then the absolute is definitely not as unlimited as it claims to be. This is the first disruption of the platform on which thought works, it is a catastrophe of thought that is proposed to be filled with an initiating isoteric way through very deep systemic renunciations of what is here and now it is here and now. Here I am, and if I am not an absolute, then the absolute is definitely not as unlimited as it claims to be. This is the first disruption of the platform on which thought works, it is a catastrophe of thought that is proposed to be filled with an initiating isoteric way through very deep systemic renunciations of what is here and now it is here and now.

In other words, a division arises between the direct experience of the person who was born and the result to which he must come as a result of a long educational path. And a compulsory position arises of those who have walked this path or intend to go towards those who insist on the obviousness of primary perception, primary logic, not experience in its harsh form, but primary thought. But there is still a second platform, which is also problematic. What does the fourth answer mean that the remainder is genuine, which does not participate in the formation and in the disappearance, and that this is genuine being. And is being absolute? Is it possible to associate that absolute, which claims to infinity, with this piece, with this remnant that does not participate in anything, is permanently equal to itself. There is a lot of work moving in this direction, It has been going on for millennia and constitutes the content of classical civilizations, civilizations of antiquities, the Middle Ages, and modernity. In almost all geographic regions, which is oriented towards holding an equal sign between what is supposed to be a hypesthetic being, that is, deduced as irreducible to nothing - neither to becoming, nor to specifics, this being, equal to itself to myself. Always and everywhere to make it identical with this absolute statement, which should be set by thought through all logical reservations and contrary to them. There are a lot of tricks in this regard, but as a result, they all come down to the fact that being and consciousness should be one and the same. In particular, if we are dealing with particular statements. What is a private statement? This is a spruce. A particular tree disappears, but the statement spruce does not disappear. Spruce as an idea is endangered. Allegedly, it does not disappear in the context of a momentary human program. So, there is an idea of eating, and if you imagine that there is an idea of all ideas, then this is not the answer to the question of how to get out of their stream of chaos of disappearance and formation. The idea of all ideas, it is being, it is consciousness. Here we are stepping right on the beloved field of Platonism, which formulates these extremely charming and attracting many generations of outstanding thinkers answers. We find ourselves on a road that has been pre-rolled, when it turns out that the subject is just a negative impression of the object, cognition is the coincidence of the stamp and the impression, their fusion in ecstatic knowledge, when there is no object or subject, but a direct experience that goes beyond any distinction , which is non-alternative knowledge. Nonetheless, some time passes and it turns out that these two sites could not be brought together. These two sites continue to work according to their own rules. New generations come that challenge again and again and again and again say that we do not understand what being is and we do not understand what truth is, that is, truth in such an epistemological sense, the non-alternative assertion of which is absolutely true and being , which is that genuine that is not associated with the disappearance, departure, arrival, with all this stream of substance becoming around us. It is no accident that Abraham, when he broke with his people idolaters and polytheists and when he turned to the search for the true God, he went through so many symbols of permanence as something that he could cling to and what he could bow to. It turned out

Thus, in the outside world and, moreover, in the system of perceptions of an individual thrown into this reality, nothing remains that deserves this trust. But there is one thing, besides the death mentioned here, which is a hard limit and a hard anthological point and a fat point at the end of everyone’s path and which is genuine in a negative sense always and everywhere, there is still something. Death has that propaedeutic minus that it always happens to another until it happens to us, and if it happens to another, then our experience with us always turns out to be underestimated or misunderstood. We can always reason about it, but we cannot apply it to ourselves, as we already had with us, since we are still alive. But there is something else that allows you to circumvent this limitation and not talk about the merger of the two sites - thought and experience, but about a certain overcoming of one platform by another in their dynamic confrontation with the fact that, ultimately, we reach a completely different level of understanding of reality is fear, or rather fear. This is a very obvious thing that everyone has experienced. Fright as a shock of finding in a dark room unexpectedly someone you did not expect to find there, a fright, like shock because of the other’s arm put to you from behind. As a rule, this fright lasts some fractions of a second, but an extremely insignificant fraction of a second, because the shock at the physiological level is so strong that it would drag on a little more, this would lead to the death of the frightened one. This is due to the release of adrenaline, etc., but this is not the case. The point is an interesting experience that occurs at the time of fright. At the moment of fright, liberation from all experience occurs. Each person knows for himself or retrospectively he can remember that when he was scared in this way, when he entered some room, for example, where there was nobody there, he was waiting and suddenly someone stepped behind him, he jumped half a meter and this fraction of a second the room and he, and everything ceased to exist, and everything was filled with a certain black presence of another. Then the person returns to his normal state. First of all, he wants to say: well, how did you scare me, what stupid things and makes a lot of ridiculous and absurd efforts to get out of this state of stress and forget this black hole inside which he ended up because he was not with this unexpected person to someone else in material form - a friend or relative who so tactlessly went to sit in a dark room, but in fact he was in the presence of himself, his true self, which is recognized by him as another. If we go the other way and we look - spruce is not spruce, the table is not the table, pine is not pine, but I am it, and if we look from this point of view and put the edge of our thoughts to ourselves, as some kind of identification, like a spot Rousheha, as a phenomenon among phenomena that needs the application of an edge of thought to be opened and investigated, we will find that the needle of thought hits the target. Inside us there is nobody and nothing, inside us there is a certain abyss, a black hole that is not a phenomenon, is not a substance, is not anything. It is simply purely existing outside of time and space. Try to think, for example, yourself in duration. This will not work, because any duration splits into a tracked and projected, objectified piece of time. However, what we are talking about, i.e. genuine, the observing self, it is placed outside of duration as a certain, relatively speaking, given here, some never, given now. This is a paradox, this is different and at the same time it is the true self, as if you suddenly found that each of you is a bulb that can be peeled off skin by skin and, in the end, we come to a pure absence, and where boy, what was there? And then there was nothing. The skins lie, the petals of the bulb lie. The bulb has disappeared; it is not there. It turns out that this is the death of the bulb, the bulb went out, dried up and flowed in a stream. It turns out that what was inside her as she was genuine, as she herself, and her end in the form of her absence and her death is one and the same, we just bare it. In fact, in fright, we encounter the authenticity of anthology and death, i.e. death, as a negative verification of our presence, because it is the only form of presence. The only form of presence is based on pure non-identity. You cannot judge things, if you are a thing, you cannot know that you are lying in a pile of stones, you are a stone. A stone among stones knows neither about itself, nor about others. He is in the deep sleep of an object. An object is an absolute dream, into which everything leaves that ceases to revive this moment of non-identity, and the moment of non-identity cannot be anything else, from something. The moment of non-identity is the empty space inside the bulb. This is not this, not this, not that, but actually a zero in the center of us, which we always recognize as different or like the other when we encounter it in a fright. Therefore, a meeting with death always has the character of a long and acute experience of the same fright that we experience at the moment of shock, but only as already inescapable horror, when we plunge into the claws of the fact that we are missing briefly, for example, in the cottage attic for a fraction of an instant. Why, in French, the agony of death is called afra in the plural, that is, the agony of horror, the agony of fear, the torment of fear, because in fact this is the moment when the point of absence in the center of us is a limit that tears all shells sequentially. The same point is also the subject of absolute affirmation, or rather, to understand that this point is the subject of absolute affirmation or could become the subject of absolute affirmation, this means winning on the platform of thought. Just the vast majority of those who deal with this issue go a different way. Why, in French, the agony of death is called afra in the plural, that is, the agony of horror, the agony of fear, the torment of fear, because in fact this is the moment when the point of absence in the center of us is a limit that tears all shells sequentially. The same point is also the subject of absolute affirmation, or rather, to understand that this point is the subject of absolute affirmation or could become the subject of absolute affirmation, this means winning on the platform of thought. Just the vast majority of those who deal with this issue go a different way. Why, in French, the agony of death is called afra in the plural, that is, the agony of horror, the agony of fear, the torment of fear, because in fact this is the moment when the point of absence in the center of us is a limit that tears all shells sequentially. The same point is also the subject of absolute affirmation, or rather, to understand that this point is the subject of absolute affirmation or could become the subject of absolute affirmation, this means winning on the platform of thought. Just the vast majority of those who deal with this issue go a different way. The same point is also the subject of absolute affirmation, or rather, to understand that this point is the subject of absolute affirmation or could become the subject of absolute affirmation, this means winning on the platform of thought. Just the vast majority of those who deal with this issue go a different way. The same point is also the subject of absolute affirmation, or rather, to understand that this point is the subject of absolute affirmation or could become the subject of absolute affirmation, this means winning on the platform of thought. Just the vast majority of those who deal with this issue go a different way.

They insistently affirm that consciousness and being are identical; they insistently insist that the idea of ideas is actually an anthological factor that governs the meanings and organization of the phenomenological space. This is a dead end path, because, firstly, it contradicts, as I said at first, the primary logic, and secondly, being, which suppose that there is that very being, as a fourth factor, like that which is outside of becoming outside disappearance, and even out of balance of both, as a kind of unchanging and rational remainder. To assume that this is precisely being, as a statement, we will be honest. Being in this context is nothing more than a synonym for affirmation. When we say being, we say that something is an expression - yes, it carries within itself the annotation of positive. Therefore, Parmenides said - there is being, non-being - no. Why are we so sure that this residue, not subject to dissolution in the process of becoming a positive? The only thing we can say about is that he is always present, here and now. He is here, he goes through everything, he does not let go of himself, but why is he positive? For example, I see this as a kind of total, in contact with which the witness I falls into a dream and goes out. Contact with a permanent remnant that is invulnerable to the process of becoming is contact with an immanence equal to itself and which is actually fundamentally negative in its essence. What we call being is negative in its essence. It is negative in its secret essence, because, being yourself with yourself through everything else, it can be nothing more than a scythe, which void everything else. Being, of course, is a certain aberration of our approach to that which is permanent, but cannot be negative. Therefore, if this is negative, then it is clear that an absolute statement about Brahman or about the absolute of thought cannot be self-sufficient, because negativity is not self-sufficient. It turns out that if we call something infinite, but at the same time exist in this infinity, then we call something infinite negative, because it exists as infinite not in itself, as not letting out any other phenomena, but only insignificantly. Infinity can be infinite only by constantly destroying an alternative to itself, like a scythe. In this sense, being and abstract intelligible infinity coincide, but they coincide in a terrible, a negative challenge to a person, not in that wonderful winning system at stake of a colossal anthological game, when a person reaches the level of contact with a true and genuine golden irreplaceable being, as it seemed to him. Not. The truth is that the last round of the game on the first and second platforms leads him to a negative, from which there would be no way out if not for the secret of another in the center of himself, which scares him and which destroys, but which is something that does not merge with this remnant in the form of being or in the form of this immanent it, nor with this absolute negative infinity. We think of absolute infinity and can imagine it. We can intuition the remainder that exists in all becoming and disappearing things only because inside us there is this emptiness, this other, this black hole, which does not apply to both of them, which does not participate in this game, which is someone else, which is not identical. This is a fundamental non-identity, which is only inside us, nowhere else. A point that does not coincide with either infinity or being, nor with becoming, nor with extinction. This is the point of absolute and fundamental independence. This point is unknown to anyone except at the moment of fright and it is not recognized as such and no one can explain to us what it is like teachers cannot explain to the teacher without the help of Zola what he experiences as an emotion. If it were not for the Abrahamic prophets, not the chain of prophets coming from Adam, this unique exclusive chain, which is a red thread, stretched through the clay night of all mankind. All of humanity is from a clay doll, which are stiff in their night of objectivity and which have a certain psyche, certain subtle substances, a certain ability to reverberate with some zones, sounds, etc. They are nothing more than clay outside this point, which opens in them only in contact with a call coming from this chain of prophets. Each of the prophets says the same thing. There is a terrible night of the infinite, which absorbs everything and makes everything meaningless, but there is something that restricts this night, because this night is not self-sufficient, because it is absolutely negative. There is something that limits this night, and the fact of this restriction is the fact of your presence and listening to me at the moment. Why do the prophets find followers when do they appeal to rather cynical and rather specific thinking people? For some reason, someone was listening to Moses, for some reason, someone was listening to Mohammed, the world above them all, why someone was listening to Abraham, because they were able to make these specific, cynical people survive in the immediate sense that this person’s lips who is the same as him - neither the miracle worker, nor Apollo, who has descended to earth, is an ordinary person. The mouth of this ordinary person speaks to him with the other inside him, which frightened him, for example, the previous night, when he entered his mud-clay mud hut and suddenly some hand or some kind of cold touched him from behind and he jumped because he I thought that now he would drink palm wine, for example, and suddenly he felt an alien presence. He looked around, but no one was there. And only after a while he managed to moderate the heartbeat, palpitations, calm down, recover and try to forget about it. Suddenly, in front of him comes someone who is the mouth of this other yesterday, who scared him. He sees that yes, this other one, who was me, is in me and who is now speaking through his mouth. It is so obvious that it cannot even be discarded and rejected. This is a direct experience. This direct experience is connected with the fact that in each of us there is a virtual point connecting us with our forefather Adam, who was a clay doll, but in which the Almighty put a spark of his own spirit, and the spark of the Almighty spirit is a pure point of absence - a black hole of mismatch neither with what. There is this point inside each of us, but we cannot know about it, because everything

The mirror knows only light, but it does not know about the black amalgam behind itself, it does not suspect, if it were not for the black amalgam behind her back, the mirror would simply let this light through like an ordinary window and would not reflect it. The mirror cannot tell us anything about its backdrop and generally about the technology of optics and about optical effects. To do this, we need someone who is in a special connection with this point. And such is the Prophet, who is Adam’s directly and again produced paradigm in the midst of a herd of ordinary clay mankind, which is only suitable for hearing what he is saying and following him. Or turn into his enemies and interfere with him in every possible way and create cultural projects and civilizations that will have the main task to shut up and chat about what Adam and the prophets descended from him are talking about. This is the whole human story. Thus, schematically speaking, everything that I said, I spoke on the basis of the first theses - Islam is the answer to the problem. The problem is indicated by the presence of two platforms that catch a person at the birth of the platform of perceptual experience and the platform of thoughts on which he loses on both, if he does not understand that there is a permanent power limiter and a permanent limiter of the rules of the game on both, only a meeting with which, that is, a meeting with a limiter built into it, can put him in the winners or in a game on both of these sites. This problem is presented by me extremely schematically. This is understandable, but due to lack of time and lack of appeal, I did not have the opportunity to expose more extensively and more deeply. I spoke from the first theses - Islam is the answer to the problem. The problem is indicated by the presence of two platforms that catch a person at the birth of the platform of perceptual experience and the platform of thoughts on which he loses on both, if he does not understand that there is a permanent power limiter and a permanent limiter of the rules of the game on both, only a meeting with which, that is, a meeting with a limiter built into it, can put him in the winners or in a game on both of these sites. This problem is presented by me extremely schematically. This is understandable, but due to lack of time and lack of appeal, I did not have the opportunity to expose more extensively and more deeply. I spoke from the first theses - Islam is the answer to the problem. The problem is indicated by the presence of two platforms that catch a person at the birth of the platform of perceptual experience and the platform of thoughts on which he loses on both, if he does not understand that there is a permanent power limiter and a permanent limiter of the rules of the game on both, only a meeting with which, that is, a meeting with a limiter built into it, can put him in the winners or in a game on both of these sites. This problem is presented by me extremely schematically. This is understandable, but due to lack of time and lack of appeal, I did not have the opportunity to expose more extensively and more deeply. on which he loses on both, if he does not understand that there is a permanent limiter of power built into it and a permanent limiter of the rules of the game on both, only a meeting with which, that is, a meeting with a limiter built into it, can lead him to winners or in a game on both of these sites. This problem is presented by me extremely schematically. This is understandable, but due to lack of time and lack of appeal, I did not have the opportunity to expose more extensively and more deeply.on which he loses on both, if he does not understand that there is a permanent limiter of power built into it and a permanent limiter of the rules of the game on both, only a meeting with which, that is, a meeting with a limiter built into it, can lead him to winners or in a game on both of these sites. This problem is presented by me extremely schematically. This is understandable, but due to lack of time and lack of appeal, I did not have the opportunity to expose more extensively and more deeply.

Translated this for you. 

[Radical]

@Bill W thanks man, I didn't know about this rule

[Radical]

Political Islam is based on the method of political theology.

Political theology is based on the absolute and consistent application of tawhid and the method of tawhid, with the help of which every word and every verse of the Qur'an is analyzed. For very many, this principle seems to be taken for granted, because Muslims consider the observance of tawhid to be mandatory and precede everything. However, a huge number of our brothers do not distinguish between tawhid and wahdat, which are directly opposite concepts. Vahdat is the unity from which the finite identity between the Creator and the creature is established, tawhid is the oneness of Allah, which has no analogues and similarities with anything, and which is opposed to everything, so that all creation is ignorance of Allah until that moment until Allah reveals Himself to Adam, who was appointed by Him as governor in the center of the universe. All advanced pagans stand on the wahdat platform: Plato, Indian Brahmins, Chinese Taoists, and also those Muslims who are carried away by the seductive idea of "oneness of reality." Tawhid is not oneness of reality, it is oneness of Allah and his opposition to reality. An extremely insignificant number of Muslims stands on the tawheed platform in absolute and unconditionally sustained sequence. If this were not so, today Muslims would be the absolute masters of the world. However, Allah (s & t) providentially made Muslims unaware for the time, because this world was given to them by Iblis as a test for believers, and this world should be defeated through, among other things, the difficult and painful passage of the best of the ummah to the understanding of things such as tawhid.

2. Political theology applies tawhid, first of all, to the understanding of what Allah has sent down to us in the Qur'an. As mentioned above, tawheed is an indication of the absolute non-identity of Allah and all that is not-Him. This means that to whatever what is not-Him cannot be applied the same statement formulas as in relation to the Almighty. We cannot talk about Allah as a certain object that exists along with other objects. Thus, the tawhid abolishes the literalistic interpretation of the Quranic texts, to which the Wahhabis are prone. At the same time, the tawhid does not allow to interpret the texts of the Koran as metaphors or symbols, to which the Batyns are inclined (seekers of the secret meaning of the Quranic text). The application of tawheed in absolute sequence to the text of the Koran allows us to deduce from it the doctrines of the fundamental realities with which the umma deals: man, society, history, knowledge, power, and, finally, her best as the best community.

Political Islam needs a detailed and holistic understanding of these realities, because without their doctrinal description, it cannot formulate and pose current tasks on the global political scene. In addition, Islam is called upon to give Muslims and those whom he calls upon to accept Islam a holistic worldview that would erase the concept of peace that is in their head (including that found in the minds of many Muslims). Modern Western science in its main foundations continues to be based on the Neoplatonic worldview, coming from Greco-Roman antiquity. Modern physicists do not believe in the uniqueness of Allah, but in the unity of being and try to prove that atoms live according to the same laws as the planets. If Muslims believe that these problems are not their business, if they believe that the meaning of Islam is limited to a set of ethical requirements, this is evidence of infantilism and the inability to position oneself as the intellectual center of humanity.

3. One of the characteristic features of today's Muslims who are afraid of “intellectualism” and “philosophizing” is their distrust of logic. This, again, goes back to the lack of a tradition of introspection and the study of the laws of judgment, which remained outside the scope of attention of early Islamic thinkers. Nevertheless, logic is an imperative for every Muslim, because it involves the semantic connection of words, and the Qur'an is revealed to mankind in clear Arabic. This means that everything that Allah says in the Qur'an is not a set of irrational spells that are read aloud by ignorant mullahs for various occasions. The Qur'an is the deepest connection of meanings, forming a multilayer fabric. Decryption of this can only be done through absolute attention to the internal laws of meaning. The key to these laws is, again, tawhid. And the keyhole into which this key is inserted is furcan (distinction).

Thus, the conclusions about man, society, knowledge, the nature of time, the nature of matter, etc., which are made through the consistent application of “uniqueness” and distinction, are not of the nature of some subjective “opinions”, but in fact they have the status of the doctrine, which should become the unconditional basis of Islamic ideology. It is the understanding that Revelation itself is the flip side of the uniqueness and absolute non-identity of Allah with everything that is not-He (everything that exists), everything else, the whole worldview of a Muslim, which has the nature of a consistent outlook and character, follows scientific method.

4. What is the scientific method for a Muslim? The “science" itself can be completely different, and, for example, the mathematics of the Babylonians was very different from the modern, built on the mathematical representations of the Greeks. The methods can be different, provided that they provide a consistent system of building the world around us. Allah (s & t) taught Adam names (which also means the concepts contained in these names). The connection of names, which was realized through Adam, built an organized world around him. It is enough to look at the people living today to see that they live in different worlds, described by different semantic connections. From our point of view, the world has not fundamentally changed in the past hundred or even two hundred years. Yes, of course, there are satellites and mobile phones, but this is rubbish. As if the main realities are in place: countries, peoples, social institutions, family, communication between people, etc. However, this only seems to be. An abyss lies between us and our great-great-grandfathers: they saw the world in a completely different way, and things, in the context of their activities, functioned and manifested themselves in a completely different way. We find in the old dictionaries the same words that we use now and do not realize how their meaning has changed.

Several logics constantly struggle in the world, and at each stage one of them turns out to be stronger and begins to play a central role. Over the past 500 years, the technology of meanings used by Western pagans has proven to be more effective than the logics that the Muslim intellectual class was armed with. As a result, it turned out that already in the 20th century, even sincerely believing brothers should take for granted the meanings and logics controlled by the enemy, or, as many call themselves “Salafists”, abandon the struggle, efforts, and declare that logic is generally complete nonsense. Both that and other way are categorically unacceptable for political Islam. We must restore the logical interpretation of the Koran, which will give us an objective method of building our semantic connections on the global platform, which will break the logic of the enemy. This method primarily opens the way to political Ijtihad, without which any decisions of our leaders will be dictated by the conceptual-logical apparatus created in the intellectual laboratories of kufr.

The assimilation of this method allows a Muslim to gain freedom of independent thinking, not contrary to, but thanks to the Qur'an, within the Quranic logic. Such freedom means first of all freedom from the global matrix of a new world civilization, which is controlled by Iblis through a world government.

5. The central concept in the political theology of Islam is “meaning”. This is not just the meaning of words that are recognized on the basis of the program even by a computer. The real meaning assumes that at every given moment a person understands what he understands. A lot of people live like a computer: they carry out their activities, sometimes very complex and requiring serious skill, purely reflex. Communication between such people is programmed. These people perceive themselves and everything around them, including the decisions of the government, and the actions of the ruling classes for granted, like the fall of an apple that fell from a branch onto the ground (Newton was surprised at this ordinary phenomenon and questioned it - and thus the theory of gravity was born). The meaning for the Muslim, in fact, begins from the moment when he realizes that he, by complicity in the mission of the first prophet Adam, is also the carrier of the particle Ruhulla. Proceeding from tawheed, a Muslim should know that this particle embedded in clay Adam is something completely non-identical to all surrounding reality, due to which (surrounding Ruhulla particles) this surrounding reality appears before him as an object of witnessing. If there was no participation in the human heart in the Spirit of God, from which Allah had given Adam, then everything else around him would be meaningless chaos, an endless haze of form and formlessness. Only this spark of Ruhullah, which stops its otherness from splashing the sea of things around us, is meaningful, and, at the same time, it is the witnessing consciousness addressed to revelations from Allah, brought down throughout history through the prophets.

It is the witnessing consciousness against everything that appears and surrounds it that is the core and basis of Islamic politics. Consciousness against being, the Spirit of God against Iblis.

Edited January 15, 2020 by Radical